Барайта

Барайта (נרײתא‎, множ. ч. נרײתות‎) — арамейское слово, обозначающее не включенную в Мишну таннаитскую традицию.

Позже оно стало употребляться для обозначения целых сборников подобных традиций. Арамейская форма слова — נרײתא‎; в древней рукописи, вошедшей в «Sefer ha-Likkutim», II, 20б, изд. Грюнгута, она вокализируется «Барайта». Часто употребляемая форма «Борайта», несомненно, ошибочна, так как здесь в одном и том же слове «камец» передается и через «а», и через «о». Б. означает «внешнюю» Мишну, מתניתא‎, и является, вероятно, арамейской переделкой древнееврейск. выражения «Sefarim hachizonim» (внешние книги) для обозначения апокрифов (известно уже р. Акибе; М. Санг., X, 1). Б. занимала по отношению к Мишне положение, аналогичное тому, какое занимали апокрифы по отношению к каноническим книгам Библии. — Существует и другое объяснение слова «Барайта». Мишна — т. е. собрание таннаитских традиций, редактированное р. Иегудой Ганаси, — была обязательным предметом преподавания как в вавилонских, так и в палестинских академиях, Барайты же преподавались в частных, подготовительных школах (Шерира, Iggereth, изд. Нейбауэра, стр. 13). Эти существовавшие наряду с академиями подготовительные школы назывались «бара» («внешние»; Шаб., 106а; Беца, 12б; Иебам., 77б; Санг., 62б); в Вавилонии они в позднейшее время носили название «тарбица» (Исаак Галеви, Doroth ha-Rischonim, III, 226). Б., таким образом, означает учение, сообщенное в подобных школах. Этим объясняется также, почему преподаватели Б. называются «танна бара» вместо «танна барайа» (преподаватели Барайты); очевидно, «танна бара» означает ни более ни менее, как «танна бары» (внешней школы), а предмет его преподавания называется «барайта». Факт, что в иерусалимском Талмуде (Пес., VII, 34а; Халла, IV, 52б; Иома, VI, 43б) встречается форма «танна барайа», не опровергает этого объяснения, так как «барайа» означает лишь «принадлежащий баре». — Каково бы ни было первоначальное значение слова Б., во всяком случае несомненно, что в вавилонском Талмуде оно обозначает самые разнообразные виды не вошедших в Мишну таннаитских традиций — Сифра, Сифре, Мехилту и Тосефту. В Талмуде иерусалимском Б. встречается реже, но все же не совсем отсутствует, как утверждает Франкль («Mebo», 12а); см., напр., Иеруш. Нидда, III, 50г. Согласно Вейссу (Dor, III, 3), Иерушалми приводит в одном месте вместо арамейской формы Б. равнозначащее ей др.-еврейское слово «Michuzah». Это утверждение, которого он не оправдывает ни одной ссылкой, вряд ли правильно (выражение «Mischna hachizonah» встречается в Bemidb. rab., XVIII, 21, но этот Мидраш в теперешнем его виде едва ли древнее 12 в.; это выражение, кроме того, встречается еще в Aruch’е, s. v. «מד‎» и s. v. «אפתק‎», в произведениях караима Иуды Гадасси, в сочинениях Иуды Барселонского и в Halachoth Gedoloth). — Содержанием Б. служит либо агада, либо галаха — последняя чаще первой, причем пропорциональное отношение агады к галахе совершенно иное, чем в Мишне. В Мишне агада очень редка, в Б. же ее очень много: один трактат Berachoth в Бабли приводит 50 агад из сборников Б. — Галахические Б. являются либо чисто галахическими, либо мидрашитско-галахическими, т. е. они или просто устанавливают какой-нибудь закон независимо от Св. Писания, или, руководствуясь определенными герменевтическими правилами, выводят законодательные решения из какого-нибудь текста Св. Писания. Источниками для Талмуда, в особенности по отношению к галахическим Б., являются сохранившиеся галахические Мидраши, Мехилта, Сифра, Сифре, Сифре Зутта, Мехилта де р. Симон и Мехилта Дебарим (последние три сохранились только частью в рукописи), а также разные другие таннаитские сборники, не пережившие эпохи окончательной редакции Талмуда; относительно их ничего неизвестно. К утерянным мидрашитским сборникам, существовавшим еще в эпоху амораев и служившим источником для многих галахических барайт, принадлежат следующие произведения: во-первых, сборники, названные по имени того танная, в школе которого они были составлены, напр. сборники барайт р. Симона, р. Элиезера бен-Якова, ר׳ אליעזר משנת‎, и р. Исмаила (последний сборник часто называется Б. школы р. Исмаила, דני ר׳ ישמעאל‎); затем сборники, получившие свое название по последнему редактору своему, напр. барайты р. Хии, р. Натана и р. Хизкии. Р. Хизкия если не таннай, то полутаннай (см. Бар-Каппара), и его сборник знаменует переход от таннайских сборников к аморайским Б. Относительно старших учеников Рабби — именно относительно Бар-Каппары, Леви, Аббы Арика и Самуила — известно, что они собирали Б. и располагали их в том порядке, в каком была составлена Мишна (Киддуш., 76б; Баб. Батр., 52б, где сборник барайт, составленный Леви, цитируется под названием «Kidduschin de be Levi»; cp. Raschbam, ad loc., а также Ис. Галеви, Doroth ha-Rischonim, II, 109—161). — Громадное число традиций, собранное в разнообразных барайтах, может быть разделено на два обширных отдела — на барайты домишнаитские и послемишнаитские. Происхождение и развитие, форма и содержание этих двух отделов существенно разнятся друг от друга. Даже в Мишну первой редакции, сделанной учениками Шаммая и Гиллеля еще до разрушения храма, не вошли значительные части традиции. Так, напр., Талмуд (Эр., 19а), как отметил Шерира-гаон (ibid., стр. 16), говорит о барайте школы р. Иоханана бен-Заккаи, а это может означать только то, что уже в эпоху р. Иоханана бен-Заккаи некоторые положения не вошли в официальный курс преподавания и, тем не менее, продолжали передаваться в качестве ингредиента традиции. Когда р. Акиба впервые предпринял сжатое и систематическое собрание преданий, многое было им опущено не только вследствие часто проявлявшегося у него намеренного пренебрежения к древней галахе, но и по соображениям простой экономии, так как он по необходимости должен был выбирать из бывшего в его распоряжении обширного материала. Согласно Талмуду (Санг., 68а), один только р. Элиезер бен-Гирканос мог сообщить 300 галах по поводу одного частного вопроса. Это сообщение не следует, разумеется, принимать буквально, но оно несомненно имеет некоторое фактическое основание. Большинство современных р. Акибе таннаев, напр. р. Исмаил и Абба Саул, также занимались собиранием и систематизацией старых галахических и агадических традиций, и их сборники, подобно сборникам других таннаев, дошли до нас в более или менее пространных отрывках. К несчастью, своеобразная герменевтика р. Акибы уничтожила значительную часть пользы, принесенной его методологией, и его ученики, р. Меир, р. Иегуда, р. Симон и р. Нехемия, оказались вынужденными подвергнуть существенным изменениям предпринятые ими сборники традиций. В процессе этой переработки многие древние Б. были снова исключены. — В основание Мишны р. Иегуды Ганаси легла, главным образом, Мишна р. Акибы в списке р. Меира. Благодаря большой авторитетности, которой стала пользоваться редакция Рабби (Иегуды Ганаси), возник тот вид литературы, который позже получил название Б. Громадный материал, накопившийся со времен Гиллеля, а может быть, и более ранних поколений до эпохи Иегуды Ганаси, распался благодаря его Мишне на две группы. В Мишну не вошел, во-первых, весь почти галахический Мидраш. Мишна занимается, главным образом, постановлениями, а не обоснованиями этих постановлений, и потому обоснования той или иной галахи и пути, которыми она получилась, большей частью остаются неизвестными. Часто в Мишне не упоминаются индивидуальные мнения, хотя бы они принадлежали очень авторитетному таннаю. Мнение, получившее наибольшее признание и распространение, цитируется анонимно и принимается как закон; и даже в том случае, когда приводятся противоположные мнения, редактор обычно опускает те прения его предшественников, которые привели к торжеству общепризнанного мнения. Галахические Б., если рассматривать только Б. эпохи Мишны, состоят из таннаитских традиций школы Шаммая, которыми пренебрегала даже Мишна р. Акибы и на которые, естественно, еще менее обращалось внимание р. Иегудой Ганаси. Примером может служить следующее: в Мишне одержало верх правило אין שליח לדנר ענירה‎ («нет уполномоченного на совершение преступления»), тогда как Б. (Кид., 43а) сохранила такую традицию: «Шаммай полагает: если кто-либо скажет другому: иди и убей того-то, то он (пославший) подвергается смертной казни». — A вот и другой, в высшей степени характерный, пример: учение фарисеев, по которому библейская lex talionis применяется лишь к убийце, а в случае других преступлений против личности закон удовлетворяется денежной пеней, — это учение в Мишне уже не подвергается более оспариванию. Мишна (Баба Кама, VIII, 1) поэтому прямо начинает с определения суммы уплачиваемой пени в случае телесных увечий; из Барайты же (Б. К, 84а) вытекает, что этот принцип не признавался школой Шаммая и что еще Элиезер бен-Гирканос придерживался старого саддукейского воззрения на lex talionis (cp. Мех. Мишпатим, 8; Geiger, Nachgelassene Schriften, V, 162). Очевидно, что Б. нередко дает древнюю галаху, Мишна же — галаху в ее позднейшем развитии (см. Барайта де-Нидда). В вышеупомянутом месте Талмуда (Баба Кама, 83б, 84а) приводятся десять барайт, дающих десять различных мидрашитских обоснований принципу денежной пени за телесные увечья, принципу, который трактуется в Мишне, как очевидный. Из этого ясно, насколько богато представлен галахический Мидраш в Б., в противоположность его почти полному отсутствию в Мишне. Как уже выше замечено, некоторые из этих галахических Мидрашей сохранились; но собрания чисто галахических Б., т. е. галах без указания обоснования в тексте Св. Писания, — были совершенно вытеснены Мишной и, за исключением нескольких цитат в Талмуде, от них не осталось ничего. Такая же судьба постигла и агадические Б., ибо в высшей степени вероятно, что даже р. Акиба или, во всяком случае, его ученики предприняли собрания агад, расположенных в известной системе. Книга Юбилеев, а также разбросанные агадические Б. дают основание предполагать, что уже в очень раннюю эпоху существовали гомилетические объяснения и легендарные обработки библейского текста. Из этих агадических сборников списаны, вероятно, многие из приведенных в Талмуде и Мидрашах агадических Б. Существует ряд указаний, что уже в очень раннюю эпоху агадические сентенции были расположены по числам (см. Б. сорока девяти правил), откуда, вероятно, произошли некоторые в численной форме (см., напр., Бер., 3а, 3б, 10б, 43б и приведенные Вейссом, Dor, II, 240). В то время как древняя Б., как уже было указано, остается не только вполне независимой от Мишны, но и резко разнится от нее по своему характеру и содержанию, отличительной чертой позднейшей Б., зародившейся среди учеников р. Иегуды Ганаси, является ее постоянная связь с Мишной. Содержанием Б. р. Хии, Леви, Бар-Каппары и других учеников Рабби служили разъяснения к Мишне, дополнения к ней, а иногда и несогласные с ней мнения. Следующий пример дает возможность составить представление о характере таких Б. Первая Мишна (Берах., I, 1), устанавливающая время чтения вечернего «Шма», несомненно, ведет свое происхождение из эпохи, предшествующей разрушению храма, и срок, установленный для чтения этой молитвы «с того времени, как коганы входят есть свою теруму», ничего не говорил бы уму людей, живших позже, так как были бы им непонятны. Иегуда Ганаси, стремившийся скорее к тому, чтобы его Мишна стала основной книгой преподавания, чем к тому, чтобы она сделалась законодательным кодексом, сохранил распространенную в академиях старую формулу времени чтения «Шма». Не так поступил р. Хия в своей Б.: он видоизменил, в согласии с условиями времени, формулу Мишны (Иер. Бер., в начале). На первый взгляд эти появившиеся после Мишны Б. производят впечатление чего-то совершенно нового. Однако более тщательное исследование показывает, что Б. дает только частное применение изложенных в Мишне общих правил. Талмуд сообщает, что один аморай второго поколения бился об заклад, утверждая, что он сможет указать в Мишне источник всякого учения Б., автором которой был ученик Иегуды Ганаси (Кет., 69б). Случаи, в которых Б. сильно расходятся с Мишной, встречаются не очень часто. Но нередко приводятся мнения, опущенные в Мишне, причем называются имена авторов этих мнений, а вместе с тем цитируется имя того автора, мнение которого Мишна считает единственно правильным и потому приводит его анонимно. Мотива составления этих Б. следует, таким образом, искать не в чувстве оппозиции к Мишне — хотя и это могло играть некоторую роль, — а скорее в желании дополнить Мишну. Некоторые места Талмуда (Наз., 52б, Баба, Мец., 51а) производят впечатление, будто сам Иегуда Ганаси побуждал своих учеников предпринять этот труд. Из таких собраний Б. сохранились только отрывки в Талмудах и Мидрашах; Тосефта также была, вероятно, составлена частью на основании этих Б. — Различное происхождение Б. объясняет неодинаковое значение, которое им придавалось в эпоху амораев, а также неодинаковое влияние, оказанное ими на развитие галахи. Время первых амораев было периодом конфликта между Мишной и Б.; но уже в эпоху наиболее выдающихся палестинских амораев второго поколения было установлено, как правило, что учения, не передававшиеся официально в академии, не могут претендовать на признание (Иер. Эр., I, 19б). В том же духе было составлено находящееся в вавилонском Талмуде правило, согласно которому не должно доверять тем Б., которые не вошли в собрания р. Хии и Гошаи (Хул., 141а и сл.), ибо одни только эти Б. были предметом преподавания в академиях (Шерира, Iggereth, изд. Нейбауэра, стр. 15). Но даже такие привилегированные Б. пользовались авторитетом лишь постольку, поскольку они не расходились с Мишной (многочисленные примеры у Шериры, l. c.). Случаи, когда Талмуд в противоречии с Мишной становится на сторону Б., крайне редки; в сущности, имеется только один несомненный случай подобного рода (Lampronti, Pachad Jizcliak, I, 52). Некоторые амораи, тем не менее, очень ревностно изучали Б. Самыми выдающимися между ними были в Вавилонии р. Шешет и р. Иосиф бен-Хия, принадлежавшие к третьему поколению; они хвастали своим знанием Б. (Эруб., I, 67а; ср. также относительно р. Иосифа Гор., 14а). В общем, однако, вавилонские амораи не обладали таким знанием Б., как палестинские, которые умели точно указать происхождение и развитие каждой. Если, однако, некоторые знакомые вавилонским амораям Б. остались неизвестными палестинским ученым, причиной этому служит то, что еще до редакции Мишны были составлены в Вавилонии некоторые галахические сборники, которые никогда не получили широкой известности в Палестине (Шерира, там же, стр. 16). Вейсс, однако, не совсем прав, утверждая (Dor, III, 32), что некоторые ученые эпохи амораев, получившие название «таннаев», принесли Б. из Палестины в Вавилонию. В действительности же это были те лица, которые передавали многочисленные галахи и галахические Мидраши, оставшиеся совершенно неизвестными Талмуду иерусалимскому; источником их могли служить сборники как палестинских, так и вавилонских Б. (И. Галеви, Doroth ha-Rischonim, III, 4). — В послеталмудическую эпоху Б. стала общим названием для тех произведений, которые, по общераспространенному мнению, были составлены в эпоху таннаев. В столь широком смысле это название может быть применено к Тосефте и галахическим Мидрашам. По всей вероятности, гаоны и позднейшие ученые были знакомы с некоторыми неизвестными теперь сборниками Б. Рав Гай-гаон сообщает, что видел у одного старого ученого дополнения к Мишне (Schaare Teschubah, 1858 г., № 143). Б. о камнях в «хошене» (наперсник), «эфоде» и знаменах, דגלים‎, теперь, по-видимому, совершенно утерянная, была известна такому сравнительно позднему ученому, как Маймонид (Эпштейн, Mi-Kadmonijoth, стр. 83—90); см. Мишна, Мидраш, Тосефта.