Циклопедия скорбит по жертвам террористического акта в Крокус-Сити (Красногорск, МО)

Софья Ивановна Юнкер-Крамская

Материал из Циклопедии
Перейти к навигации Перейти к поиску
Художник И. Н. Крамской. Автопортрет. Крамской, пишущий портрет своей дочери, Софьи Ивановны Крамской. 1884

Софья (София) Ивановна Юнкер-Крамская (21 августа 1867 (возможно 1866 г.[1])[2], д. Выползово Переяславского уезда Владимирской губернии, Российская империя — 1933, Ленинград, СССР) — русская художница.

Спектр ее творчества широкий, она работала во многих жанрах как живописец, график, миниатюрист, акварелист, портретист, писала жанровые картины, натюрморты, занималась иллюстрацией[3].

Рождение[править]

Софья Крамская родилась в семье выдающегося русского художника-передвижника Ивана Николаевича Крамского в имении друга и земляка Крамского М. Б. Тулинова, где Крамские проводили лето 1867 года[4]. Она была единственной дочерью у родителей среди своих братьев[1][2].

Может быть, поэтому отец особенно сильно любил ее. И неоднократно создавал ее портреты.

Портреты Софии, написанные И. Крамским[править]

Для увеличения кликнуть на каждое изображение.

Софья Крамская была одной из позировавших И.Крамскому в его работе над получившей большую славу картиной «Неизвестная» (1883 год); мнения искусствоведов склоняются к тому, что для этой работы художник использовал несколько моделей, в том числе и дочь, создав образ собирательный и наградив его специфическими чертами, мало связанными с позировавшими моделями[2]. Правда, есть мнение, что эта версия кажется не очень правдоподобной — художник любил дочь и вряд ли бы сделал ее моделью столь мало привлекательного с точки зрения социальной нравственности образа.

Начало[править]

Отец разглядел в девочке талант будущей художницы и много занимался с ней сам. В петербургском родительском доме, где выросла Софья, всегда царила обстановка творчества[4], постоянными гостями были люди яркие, талантливые, высоко образованные, и всё это, конечно, не могло не сказаться на будущих интересах девочки.

Ее подруга тех лет, Вера Павловна Третьякова (в замужестве Зилоти, дочь П. М. Третьякова) посвятила Соне Крамской несколько страниц воспоминаний: «Соня была некрасива, но с умным, энергичным лицом, живая, веселая и необычайно талантливая к живописи… В 16-17 лет Соня… похорошела, волосы отросли. Фигура у нее стала длинная, тонкая. Она прекрасно танцевала. Ее веселость, остроумие и entrain (притягательность, обаяние) привлекали к ней много поклонников»[1][4]. Она же писала об особой дружбе Софьи и ее отца: «Между Соней и ее отцом была редкостная дружба, переходившая в обоюдное обожание»[4].

Она училась в частной петербургской женской гимназии[4], а дома, под руководством отца, брала уроки живописи. Поначалу отец занимался с ней понемногу, но когда Софья выросла, последние два года Иван Николаевич, видя ее способности, стал вести уроки с дочерью серьезно и основательно[3].

Любовь[править]

Художник И. Н. Крамской. Портрет С. С. Боткина к несостоявшейся свадьбе. 1882 г.
Сергей Боткин и Александра Третьякова. Фотография

Но конечно, молодая девушка интересовалась не только уроками живописи, личная жизнь занимала ее не меньше. Известно, что юной Сонюшкой восхищался один из учеников ее отца — начинающий и тогда еще особо не примечательный художник Илья Репин[1][2]. Среди ее ухажеров был 30-летний Альберт Николаевич Бенуа, который ей, 15-летней очаровательной красотке, казался совсем стариком[4][2]. Ее юное сердце было отдано другому претенденту, молодому врачу Сергею Боткину (Сергей Сергеевич Боткин впоследствии стал профессором медицины и лейб-медиком, внезапно скончался в 1910 году, в 50 лет от инсульта. Его брат Евгений Сергеевич Боткин, тоже лейб-медик, был расстрелян в 1918 году вместе с царской семьей)[1]. И вскоре была назначена дата бракосочетания. Сам Иван Николаевич Крамской тоже радовался предстоящему событию и даже по этому случаю написал два портрета — дочери и ее жениха, датированные 1882 годом[4].

Однако свадьба неожиданно отменилась. Сергей Боткин влюбился в одну из подруг своей невесты, дочь П. М. Третьякова Александру Павловну — и женился на ней.

А Софье пришлось пережить это двойное предательство — жениха и подруги. У нее хватило мудрости сохранить с Александрой Третьяковой-Боткиной хорошие отношения[1][2], но что творилось в ее душе… Портрет Сергея Боткина, написанный Иваном Крамским, переехал в семью Боткиных. А портрет Софии Ивановны остался висеть в мастерской Крамского на Васильевском острове (ныне — в ГРМ)[4].

Отец видел, как дочь тяжело страдает, но поделать было ничего невозможно. Свидетельство ее тоски — в портрете «Девушка с кошкой», написанном И. Крамским вскоре после разрыва Софьи с Сергеем Боткиным[1].

Жестоко преданная в своей любви, Софья спасалась живописью[1]. Она серьезно и старательно занималась под руководством своего отца.

В 1884 году Крамской вместе с дочерью отправился в последнюю для него заграничную поездку для лечения своей сердечной болезни. Путешествуя по югу Франции, София пристрастилась к живописным этюдам. Спустя год после путешествия Крамской писал: «Дочка моя, известная Вам ветреница, начинает подавать мне серьезные надежды, что уже есть некоторый живописный талант». Незадолго до смерти Иван Николаевич высказал тревогу за дальнейшую судьбу Софии: «Девочка, а как сильна, как будто уже мастер. Подумаю иногда, да и станет страшно… личная жизнь грозит превратиться в трагедию»[4][2].

Иван Николаевич Крамской чувствовал трагическую судьбу дочери: случившееся предательство словно подкосило всю ее дальнейшую жизнь.

Лишь спустя много лет, когда она уже стала известной художницей, сердце Софии Ивановны вновь откроется для любви. Она вышла замуж за юриста финляндского происхождения, работавшего в Санкт-Петербурге, Георгия Федоровича Юнкера. Более 30 лет он служил присяжным поверенным в Петербургском Совете. Кроме того, он занимался исследованием истории декабристов, которое так и не было издано[4].

Зрелые годы[править]

В последний год жизни Ивана Николаевича Крамского она написала его живописный портрет. Эта работа стала столь удачной, что критик В. В. Стасов позже включил его офорт, выполненный с него В. В. Мате, в свою большую статью о Крамском[1].

После смерти Ивана Николаевича Крамского в 1887 году София брала уроки рисования у А. Д. Литовченко, уроки акварельной живописи — у А. П. Соколова, пользовалась советами А. И. Куинджи[3]. В начале 1890-х годов посещала частную живописную школу в Париже, где ее опекал старый друг И. Н. Крамского скульптор М. М. Антокольский[4].

Как продолжательница традиций отца, она стала много заниматься портретами, причем ее буквально засыпали заказами[2]. Но не только портретами прославилась художница: известны ее миниатюры, натюрморты, жанровые картины мелодраматического сюжета. Активно участвовала в различных выставках[5].

Софья Ивановна стала настолько знаменитой, что в 1890 — 1900-е годы была приглашена для написания портретов царской семьи: она исполнила серию акварельных портретов императрицы Александры Федоровны, цесаревича Алексея, великих князей и княжон[3][4].

В 1899 году участвовала в иллюстрировании юбилейного издания к 100-летию А. С. Пушкина[3].

На протяжении многих лет Софья Ивановна вместе с братьями заботилась об Острогожской художественной галерее, хлопотала по вопросам финансирования строительства музейного здания, по формированию коллекции. Здание музея проектировал старший брат Софии Николай Крамской, а строителем выступал сын художника П. А. Брюллова — В. П. Брюллов. Музей рос, туда отправляли свои работы многие известные художники: Репин, Куинджи, Бем, Кошелев, Менк, Ярошенко, Корзухин и др. (забежим вперед: вплоть до середины 1920-х годов Юнкер-Крамская состояла в переписке с директором музея Г. Н. Яковлевым; в годы советской власти она продолжала дарить свои работы. В 1942-м, во время Отечественной войны, в музее случился пожар, большая часть коллекции погибла[4]; сгорели в том числе и многие произведения самой Софии Ивановны).

Октябрьскую революцию она встретила успешной 50-летней художницей, творчество которой пользовалось известностью. За год до революционного 1917 года, в 1916 году она похоронила мужа[1][2].

Это было время очень тяжелое, кризисное: новая власть «мела по-новому», когда старые экономические и социальные устои уже прекратили свое существование, а новые только нарабатывались. Национализировав всё частное имущество, советская власть только училась его использовать. Множество прежних предприятий вообще прекратили свое существование, другие — национализированные — пытались выживать, превратившись в государственные структуры. Разоренная экономика и национализация привели к массовому нищенству, в квартиры к бывшим их владельцам подселялись неимущие; люди голодали и хватались за любую работу — лишь бы получить хоть какие-то деньги и прокормиться.

Софья Ивановна тоже хваталась за любые заработки. По смерти мужа она вынуждена была отказаться от причитающегося ей наследства в Финляндии, осталась в Петрограде (бывший Санкт-Петербург).

Уже немолодая женщина, она, овдовев, пыталась найти себе применение и при новой власти: служила в трудовой школе (1919—1920 гг.), в художественно-репродукционной мастерской при издательстве «Главнаука» (1918—1930 гг.), художником в Музее антропологии и этнографии АН в Петрограде[5] (1925—1930 гг.), занималась устройством Антирелигиозного музея в Зимнем дворце, иллюстрировала «Историю религий» для издательства «Атеист» в Москве[3] (и это при том, что она была очень набожным человеком[4][2]).

Считая, что ей повезло — все-таки была работа! — она пыталась помогать и своим знакомым: кого-то удалось устроить на работу, кому-то доставала переводы для заработка или находила частных учеников. Это ее и подвело — ее друзья и знакомые были, естественно, люди из «бывших», то есть не рабочие и крестьяне, а вовсе даже наоборот: дворяне, выпускницы смольных институтов, офицеры царской армии…

Арест[править]

25 декабря 1930 года она была арестована по статье 58-II УК РСФСР за контрреволюционную пропаганду[5]. Ей вменялось в вину создание «контрреволюционной группировки из бывшей знати, ставившей себе целью проведение своих людей в разные советские учреждения на службу для собирания сведений о настроениях…»[1][4].

5 апреля 1931 года дело было направлено для внесудебного разбирательства на тройку при ПП ОГПУ с ходатайством о применении к обвиняемой Юнкер-Крамской высшей меры социальной защиты — расстрела. 11 апреля вышло постановление выездной сессии Коллегии ОГПУ, предписывающее выслать художницу Юнкер-Крамскую в Восточно-Сибирский край сроком на три года[3][2]. 27 апреля София Ивановна должна была отправиться с этапом в Иркутск, но 28 апреля попала в больницу при изоляторе тюрьмы с диагнозом — «тяжелая форма паралича». В мае 1931 года Юнкер-Крамская все же добралась до Иркутска, через три недели была переведена в Канск, через месяц — в Красноярск[4].

Во всех этих пунктах своей высылки она продолжала работать[3]: иллюстрировала местные газеты и журналы, была и фотографом, и ретушером, рисовала плакаты и лозунги. Но в Красноярске с ней случился второй удар, отнялась левая часть тела[4]. Оставалось только радоваться, что правая рука действовала, и она могла еще работать.

Софья Ивановна написала просьбу о помиловании М. И. Калинину, но это не помогло[4].

Не в силах выдержать чудовищные условия, она обратилась с письмом к Екатерине Павловне Пешковой с мольбой о помощи, и та действительно стала ходатайствовать. Софья Ивановна просила Е. Пешкову воспользоваться своими связями и сделать все возможное, чтобы ее оставили в Красноярске и больше никуда не перевозили[4] (видно, там условия оказались несколько лучше, чем в других пунктах).

Помощь Е. П. Пешковой оказалась действенной: 28 февраля 1932 года было возбуждено ходатайство о пересмотре дела Юнкер-Крамской в связи с неизлечимой болезнью, а также в связи с тем, что ссыльная «не представляет… социальной опасности»[4][2]. Софья Ивановна Юнкер-Крамская была полностью освобождена 25 марта 1932 года по состоянию здоровья[3] и тогда же вернулась домой[4].

Конец[править]

Вернувшись в Ленинград (всё тот же Санкт-Петербург, но советский), она через несколько месяцев (31 июля 1932 года) написала благодарственное письмо Е. Пешковой[2].

Ей оставалось жить не так долго: Софья Ивановна Юнкер-Крамская скончалась в Ленинграде 1933 году. Официальная версия гласит, что смерть последовала от сепсиса[5].

Ее смерть, да и сама ее жизнь, остались незамеченными.

К 100-летию со дня рождения Ивана Николаевича Крамского сотрудники Третьяковской галереи в Москве вели переписку с сыновьями выдающегося художника. Вот тогда каким-то образом зашла речь и о Софии Ивановне. По всей видимости, родственники побоялись признаваться в отношениях с «неблагонадежной» сестрой, а история ее ареста тщательно скрывалась. В отделе рукописей Третьяковской галерее хранится письмо от Анатолия Ивановича Крамского, написанное в конце 1930-х: «Моя сестра умерла 4 года назад, она уколола себе палец при очистке селедки, и заболела общим заражением, от которого и умерла». Эту же версию поддерживал другой брат Николай Иванович Крамской: «…последние три года перед смертью для нее были очень тяжелыми, и смерть от отравления рыбным ядом ужасна»[1][4].

Имя Софьи Ивановны Юнкер-Крамской многие годы замалчивалось, хотя некоторые ее произведения хранятся в известных музеях и галереях.

Реабилитирована после падения советской системы в годы Перестройки 28 сентября 1989 года[3].

Произведения[править]

Из творческого наследия Софии Ивановны сохранилось лишь немногое[1], что-то сгорело при пожаре (как в Острогожском музее), что-то погибло в частных коллекциях во время революции, что-то просто сгинуло, а что-то осталось в «неизвестных» авторах — из-за ее ареста побоялись выставлять или зачернили имя художницы. Только после падения советской власти имя художницы стало выходить из небытия, сотрудниками музеев разыскиваются ее произведения.

Источники[править]