Ефим Иосифович Кашкетин

Ефим Иосифович Кашкетин

Начальник отделения 3-го отдела
ГУЛАГ НКВД СССР

Дата рождения

1899

Место рождения

Житомир, Российская империя

Дата смерти

9 марта 1940 года

Место смерти

Москва

Военная служба

Звание

Ефим Иосифович Кашкетин-Скоморовский («Ухтинский палач») — ответственный сотрудник ГУЛАГа НКВД СССР, лейтенант государственной безопасности. Известен проведением массовых расстрелов заключенных в Ухтинских лагерях НКВД зимой-весной 1938 года в рамках «очистки мест заключения от право-троцкистских к.р. элементов, проводящих антисоветскую подрывную деятельность». Упомянут А. И. Солженицыным в «Архипелаге ГУЛАГ». Расстрелян в 1940 году как вредитель и участник террористической организации в НКВД СССР. Признан не подлежащим реабилитации.

Биография

Хаим-Меир Иосифович Скоморовский родился в 1905 году в Житомире.

В 1919 году закончил 4 класса 2-й Житомирской гимназии.

Оставшись без семьи в ходе Гражданской войны, с 14 лет, в 1919—1921 годах служил в РККА, был дважды ранен.

Затем — помощник слесаря на производстве, позже — на комсомольской работе.

Кандидат в члены КП(б)У с 1926 года. Состоял в ВКП(б) с 1928 года.

Служба в органах ГБ

С 1927 года служил в органах ОГПУ−НКВД СССР:

с 1928 года — помощник уполномоченного Полтавского окр.отдела ГПУ;

с 1929 года — уполномоченный Николаевского окр.отдела ГПУ;

с 1930 года — уполномоченный секретного отдела — секретно-политического отдела ПП ОГПУ по Нижегородскому краю;

до августа 1931 года — оперуполномоченный 1-го отделения СПО ПП ОГПУ по Нижегородскому краю, затем врид начальника и начальник 1-го отделения СПО ПП ОГПУ по Нижегородскому (Горьковскому) краю;

в 1933—1934 годах — помощник начальника СПО Свердловского опер.сектора ОГПУ.

Затем переведен в Москву — уполномоченный 1-го отделения СПО ОГПУ СССР;

с июля 1934 года — оперуполномоченный 1-го отделения СПО — 4 отдела ГУГБ НКВД СССР.

В 1934 году выезжал на Соловки для ликвидации голодовки политзаключенных. Ехал туда, имея инструкцию: «Постарайтесь их обмануть, давайте им всякие обещания, но чтобы в первый день приезда голодовка была сорвана». Эту задачу он выполнил.

Лейтенант госбезопасности (2 ноября 1936 г.).

8 октября 1936 года врачебная комиссия НКВД СССР установила, что «Кашкетин Ефим Иосифович, 31 года, по состоянию здоровья признан инвалидом третьей группы. Инвалидность связана с условиями службы». Врачи поставили диагноз: «Шизоидный психоневроз». Кроме того, были выявлены серьезные проблемы со зрением. Кашкетин был уволен из органов и в 1936—1937 годах работал в Московском комитете ВКП(б).

В рамках очередного партийного призыва в органы НКВД в январе 1938 года Кашкетин снова был зачислен на службу в центральный аппарат ГУГБ и назначен оперуполномоченным 2-го отделения 3-го отдела (КРО) НКВД. В 3-м отделе ГУЛАГа Кашкетин работал с первых чисел января 1938 года, причем в аппарате 4 месяца, в лагерях 8 месяцев. С января по апрель 1938 года он находился в командировке в Воркуто-Печорском лагере, а с сентября по 20 декабря 1938 года — в Ухто-Ижемском ИТЛ. В командировку в Коми АССР он ехал в качестве руководителя оперативной группы (будучи помощником начальника II отделения III отдела ГУЛАГ НКВД) для «борьбы с троцкистами, правыми, бывш. эсерами и др. к.р. элементом среди заключенных» для выполнения приказа НКВД СССР № 00409 от 1937 года.

В январе-апреле 1938 года — спецоперуполномоченный в УхтПечЛаге, руководил «расследованием» обращения заключенных с письмом в ЦК ВКП(б) и Исполком Коминтерна с жалобами на произвол органов НКВД, руководил массовыми расстрелами (около 2900 человек) в районе р. Юнь-Яги.

С февраля 1938 года — оперуполномоченный 3-го отделения 3 (оперативно-чекистского) отдела ГУЛАГа НКВД СССР.

С апреля 1938 года — помощник начальника 2-го отделения того же отдела ГУЛАГа НКВД СССР.

Затем — начальник отделения 3 отдела ГУЛАГа НКВД СССР.

По данным А. И. Солженицына, за Ухтинские расстрелы был награжден орденом Ленина, однако это не находит подтверждения в официальных источниках.

Арест и осуждение

29 января 1939 года уволен из органов НКВД вовсе как арестованный. Внесен в Список Л. Берии от 16 января 1940 г. по 1-й категории. Приговорён к ВМН ВКВС СССР 8 марта 1940 г. по ст. 58/7 («вредительство»); ст. 58/8 («террор»); ст. 58/10 («антисоветская агитация и пропаганда»), ст. 58/11 УК РСФСР («участие в антисоветской террористической организации в органах НКВД»). Расстрелян в ночь на 9 марта 1940 года вместе с группой осужденных фигурантов Списка Л. Берии. Место захоронения — «могила невостребованных прахов» № 1 крематория Донского кладбища.

16 декабря 2014 года определением Судебной коллегии по делам военнослужащих Верховного суда РФ признан не подлежащим реабилитации.

«Архипелаг ГУЛАГ»

«Кашкетинские расстрелы связаны с продирающим кожу названием "Старый Кирпичный завод". Так называлась станция узкоколейки в двадцати километрах южнее Воркуты.

После «победы» троцкистской голодовки в марте 1937 года, и обмана её, прислана была из Москвы "комиссия Григоровича" для следствия над бастовавшими. Южнее Ухты, невдалеке от железнодорожного моста через реку Ропча, в тайге поставлен был тын из брёвен и создан новый изолятор — Ухтарка. Там вели следствие над троцкистами южной части магистрали. А в саму Воркуту послан был член комиссии Кашкетин. Здесь он протягивал троцкистов через "следственную палатку" (применял порку плетьми!) и, не очень даже настаивая, чтобы они признали себя виновными, составлял свои "кашкетинские списки".

Зимой 1937-38 года из разных мест сосредоточения — из палаток в устье Сыр-Яги, с Кочмаса, из Сивой Маски, из Ухтарки, троцкистов да ещё и децистов ("демократические централисты") стали стягивать на Старый Кирпичный завод (иных — и безо всякого следствия). Несколько самых видных взяли в Москву в связи с процессами. Остальных к апрелю 1938 набралось на Старом Кирпичном 1053 человека. В тундре, в стороне от узкоколейки, стоял старый длинный сарай. В нём и стали поселять забастовщиков, а потом, с пополнениями, поставили рядом ещё две старые рваные ничем не обложенные палатки на 250 человек каждая. Как их там содержали, мы уже можем догадаться по Оротукану. Посреди такой палатки 20 х 6 метров стояла одна бензиновая бочка вместо печи, а угля отпускалось на неё в сутки — ведро, да ещё бросали в неё вшей, подтапливали. Толстый иней покрывал полотнище изнутри. На нарах не хватало мест, и в очередь то лежали, то ходили. Давали хлеба в день трёхсотку и один раз миску баланды. Иногда, не каждый день, по кусочку трески. Воды не было, а раздавали кусочками лёд как паёк. Уж разумеется никогда не умывались, и бани не бывало. По телу проступали цынготные пятна.

Но что было здесь особенно тяжело — к троцкистам подбросили лагерных штурмовиков — блатных, среди них и убийц, приговорённых к смерти. Их проинструктировали, что вот эту политическую сволочь надо давить, и за это им, блатным, будет смягчение. За такое приятное и вполне в их духе поручение блатные взялись с охотой. Их назначили старостами (сохранилась кличка одного — "Мороз") и подстаростами, они ходили с палками, били этих бывших коммунистов и глумились как могли: заставляли возить себя верхом, брали чьи-нибудь вещи, испражнялись в них и спаливали в печи. В одной из палаток политические бросились на блатных, хотели убить, те подняли крик, и конвой извне открыл огонь в палатку, защищая социально-близких.

Этим глумлением блатных были особенно сломлены единство и воля недавних забастовщиков.

На Старом Кирпичном заводе, в холодных и рваных убежищах, в убогой негреющей печке догорали революционные порывы жестокостей — двух десятилетий, и многих из содержимых здесь.

Всё же, по человеческому свойству надеяться, заключённые Старого Кирпичного ждали, что их направят на какой-то новый объект. Уже несколько месяцев они мучились здесь, и было невыносимо. И действительно, рано утром 22 апреля (нет полной уверенности в дате, а то ведь — день рождения Ленина) начали собирать этап — 200 человек. Вызываемые получали свои мешки, клали их на розвальни. Конвой повёл колонну на восток, в тундру, где близко не было совсем никакого жилья, а вдалеке был Салехард. Блатные позади ехали на санях с вещами. Одну только странность заметили остающиеся: один, другой мешок упал с саней, и никто их не подобрал.

Колонна шла бодро: ждала их какая-то новая жизнь, новая деятельность, пусть изнурительная, но не хуже этого ожидания. А сани далеко отстали. И конвой стал отставать — ни впереди, ни сбоку уже не шёл, а только сзади. Что ж, слабость конвоя — это тоже добрый признак.

Светило солнце.

И вдруг по чёрной идущей колонне невидимо откуда, из ослепительной снежной пелены, открыт был частый пулемётный огонь. Арестанты падали, другие ещё стояли, и никто ничего не понимал.

Смерть пришла в солнечно-снежных ризах, безгрешная, милосердная.

Это была фантазия на тему будущей войны. Из временных снежных укреплений поднялись убийцы в полярных балахонах (говорят, что большинство из них были грузины), бежали к дороге и добивали кольтами живых. А недалеко были заготовлены ямы, куда подъехавшие блатные стали стаскивать трупы. Вещи же умерших к неудовольствию блатных были сожжены.

23-го и 24-го апреля там же и так же расстреляли ещё 760 человек.

А девяносто трёх вернули этапом на Воркуту. Это были блатные и, очевидно, стукачи-провокаторы....

Приведенные сведения о кашкетинских расстрелах я собрал от двух зэков, с которыми сидел. Один из них был там, и пощажён. Другой — очень любознательный и тогда же горевший писать историю, сумел по тёплым следам осмотреть те места и расспросить, кого можно.

Но с дальних командировок этапы смертников опоздали, они продолжали поступать по 5-10 человек. Отряд убийц принимал их на станции Кирпичный Завод, вёл к старой бане — будке, изнутри в три-четыре слоя обитой одеялами. Там велели смертникам на снегу раздеваться и голыми входить. Внутри их расстреливали из пистолетов. Так за полтора месяца было уничтожено около двухсот человек. Трупы убитых сжигали в тундре.

Сожжены были и сарай Старого Кирпичного и Ухтарка. (А «баню» поставили потом на железнодорожную платформу, отвезли на 308-й пикет узкоколейки и сбросили там. Там её и изучал мой приятель. Она вся была в крови изнутри, стены изрешечены.)...

Ещё впрочем и на том не кончились расстрелы троцкистов. Ещё каких-то недострелянных постепенно собрали человек тридцать и расстреляли недалеко от Тридцатки. Но это уже делали другие. А тот первый отряд убийц, тех оперчекистов и конвоиров, и блатных тех, участвовавших в кашкетинских расстрелах, — тоже вскоре расстреляли как свидетелей.

Сам Кашкетин был в 1938 году награждён орденом Ленина "за особые заслуги перед Партией и правительством"....

Документы

• Сталинский расстрельный список
• 
• 
•