Уриэль да Коста
Уриэль да Коста (Уриэль Акоста, порт. Uriel da Costa, Гавриэль Коста, порт. Gabriel da Costa) — нидерландский философ, мыслитель-рационалист, боровшийся против раввинского иудаизма[1][2].
Биография[править]
Уриэль да Коста родился в 1585 году (или в 1590 году) в Опорту, Португалия в в семье марранов. Отец Акосты был, по сообщению сына в автобиографии, «действительным христианином», то есть не притворным, подобно многим марранам, и воспитывал своего старшего сына Акосту в католическом духе.
Акоста получил разностороннее для того времени образование. По желанию отца он изучал юриспруденцию. Однако юношу гораздо больше занимали религиозно-этические проблемы; особенно волновали его те мрачные мысли о спасении души, о загробной жизни и муках ада, которыми наполнили его воображение наставники-иезуиты. Акоста старался ревностно исполнять все католические обряды и в ранней молодости стал каноником-казначеем монастырской церкви в Опорту; но его мятущаяся душа не нашла успокоения и здесь. От ортодоксального католицизма Акоста вскоре перешёл к скептицизму.
В возрасте 22 лет Αкоста, как он пишет в автобиографии, стал сомневаться в истинности католической догмы о загробной жизни (in dubium vocavi, accidit hoc mihi circa vicesinmm secundum aetatis annum, possetne fieri, ut ea, quae de altera vita dicebantur, minus vera essent).
Αкоста углубился в изучение книг Ветхого Завета и нашёл опору своим сомнениям в том, что в этих книгах ничего не говорится о загробной жизни. Библейское мировоззрение оказалось ближе ему по настроению, и возможно в силу атавизма.
В Португалии проживало тогда много марранов, возвращавшихся в иудаизм даже с риском попасть в когти инквизиции, — и Αкоста после долгих размышлений также решил вернуться к религии предков. О своём решении Αкоста сообщил матери и четырём своим братьям (отца тогда уже не было в живых), которые и сами, возможно, помышляли о перемене религии. Вскоре вся семья тайно, чтобы не возбудить подозрения агентов инквизиции, покинула Португалию в 1617 году и направилась в страну веротерпимости — Нидерланды, в Амстердам.
Приехав в Амстердам, Акоста с матерью и братьями (Аарон, Мордухай, Авраам и Иосиф) приняли еврейство, причём переменил своё имя Гавриэль на Уриэль.
Новообращенного Акоста ожидали в Амстердаме большие разочарования. Единственным источником, откуда он черпал свои сведения об иудействе, была Библия. Он надеялся встретить в Амстердаме евреев, живущих по библейским заповедям, с ветхозаветной патриархальностью, а увидел нечто иное. Он видел во всех наслоениях побиблейского периода, во всём обрядовом талмудическом и раввинском иудаизме явное «отклонение от Моисеева закона», сознательное измышление властолюбивых и корыстных людей, помышлявших лишь о том, как бы одурачить народ, чтобы он не вышел из повиновения. Разочарованный в своих ожиданиях, Акоста со свойственной ему горячностью стал нападать на «фарисеев» (как он, привыкший к языку церкви, называл раввинов), доказывая, насколько они своей сложной обрядностью и сухим формализмом отклонились от истинного пути и исказили чистое учение Моисея.
Акоста заявил:
Среди иудеев наблюдаются суеверия, которых не должно быть. Они свойственны некоторым самым отсталым народностям. Взгляды эти не только не соответствуют разуму, но и противоречат морали. Суеверие следует с корнем вырвать из сердца.
Таким образом, представления Акосты об иудейской религии, выработавшиеся у него на основании чтения Библии, существенно отличались от реально существовавшего иудаизма его времени, и Акоста опубликовал в 1624 году книгу «Исследование традиции фарисеев в сравнении с Писаным Законом», в которой утверждал, что сложной обрядностью и сухим формализмом раввины исказили учение Моисея, и что доктрина о бессмертии и загробной жизни не вытекает из Библии.
Представители еврейской общины Амстердама, состоявшей в основном из пострадавших за свою веру бывших марранов, пригрозили вольнодумцу отлучением. Родные советовали Акосте отказаться от борьбы и подчиниться требованиям традиционного иудейства, на что тот возразил:
Неужели я, пожертвовавший столь многим для того, чтобы добиться свободы, отступлюсь теперь перед угрозой отлучения и стану скрывать истину во избежание кары.
В результате, за эту книгу в 1618 году раввины подвергли Уриэля херему, а светские власти — аресту и штрафу. Книга была сожжена.
Акоста оказался одиноким в многолюдном городе. Все от него отвернулись. Когда он выходил на улицу, мальчишки бросали в него камни и плевали на него; даже дома не оставляли его в покое, мешая ему работать. Родные братья, советовавшие ему смириться, теперь отреклись от него; об отношении матери Акосты к сыну после отлучения ничего определенного не известно, так как Акоста в автобиографии обходит этот пункт молчанием. Только в одном раввинском респонсе того времени, трактующем о вредном еретике, под которым очевидно подразумевается Αкоста, — вполне определенно говорится, что мать всецело разделяла заблуждения своего сына-отступника.
Отлучённый раввинами, Уриэль решил продолжать борьбу. Для обличения раввинского иудаизма он задумал издать книгу, в которой хотел доказать, что вера в загробную жизнь является измышлением «фарисеев» и что в Пятикнижии такой догмы нет. Еврейская община узнала об «опасности» и предупредила её. Прежде чем Акоста успел выпустить из печати свой труд, появилась направленная против него книга амстердамского врача Самуила да Сильва «Tratado da Immortalidade da Alma… em que Tambem se mostra а Ignoraneia de certo Contrariador etc.» /«Трактат o бессмертии души… с целью опровержения невежества известного противника»/ (Амстердам, 1623). На этот вызов возмущённый Акоста поспешил ответить книгой «Examen dos Tradiçoens Phariseas conferidas con а Ley Escrita… com Reposta а hum Semuel da Silva, seu Falso Calumniador» /«Испытание фарисейской традиции в сравнении с писанным законом и ответ лживому клеветнику Самуилу да Сильва»/ (Амстердам, 1624). Интересно, что и критика Сильвы, и антикритика Акосты были напечатаны в одной типографии — Равестейна, и что на заглавном листе книги Акоста автор именуется «Uriel, jurista hebreo».
Так как труд Aкосты было направлено не только против еврейской, но и христианской догмы бессмертия души, то амстердамская еврейская община написала донос в городской магистрат, прося принять меры против вредного еретика. Магистрат привлек Акосты к ответственности и заключил его в тюрьму, где он просидел около недели. Суд приговорил его к денежному штрафу в 300 гульденов, а книга была конфискована и публично сожжена, так что не осталось почти ни одного экземпляра; никто из биографов Акосты не цитировал ничего из этой книги. Биограф Перлес предполагает, что магистрат присудил Акосты к изгнанию из города на всё время отлучения; но сам Акоста в своей автобиографии говорит только о 15-летнем отлучении, не упоминая о своем изгнании из Амстердама.
После суда Акоста покинул Амстердам и уехал в Гамбург, где пережил много неприятностей, так как местная сефардская община не хотела его принять из-за тяготевшего над ним отлучения; с христианами же он не мог сойтись из-за незнания языка; поэтому он через некоторое время вынужден был вернуться в Амстердам.
В своём вынужденном одиночестве, постоянно размышляя над религиозными вопросами, Акоста всё дальше шёл по пути отрицания: он стал сомневаться и в истинности библейского иудаизма. Он думал, что и закон Моисея не может быть божественного происхождения, потому что в нем есть многое, противоречащее законам человеческой природы; если допустить, что закон есть продукт божественного Откровения, то пришлось бы прийти к абсурдному выводу, что Бог, творец законов Моисея природы, противоречит самому себе. Aкоста делает смелую для того времени попытку освободить мораль от теологической оболочки, от санкции «положительной религии»; высшую санкцию этических начал он видит не в религиозном кодексе, а в законах человеческой природы.
Любовь к ближнему, поучает Αкоста, есть основная догма человеческого общежития не потому, что так велит писаный закон, а потому, что этого требует природа человеческая, причем, что вполне понятно у писателя XVII века, под природой человеческой Акоста подразумевает нечто неизменное, раз навсегда данное, абсолютное. Акоста при этом не без едкости замечает, что сами «фарисеи» принуждены признать моральный авторитет естественной религии, свободной от обрядности; он ссылается на талмудическое мнение о достаточности для язычников натуральной религии, в форме семи законом Ноя, запрещающих убийство и прочее:
Ведь, если все другие народы, кроме евреев, соблюдают семь заповедей, которые, как вы говорите, соблюдал Ной и другие до Авраама, то и этого достаточно для их спасения. Есть, следовательно, религия, признаваемая и вами, на которую я могу опереться, хотя я еврейского происхождения.
Всё лучшее, что есть в так называемых религиях Откровения, говорит Αкосты, взято из естественной религии человека; но религии Откровения затемнили и исказили естественную религию, и вместо свойственной человеческой природе братской любви и солидарности они сеют злобу и ненависть из-за различия убеждений даже между родными братьями.
Не подлежит сомнению, говорит Αкоста, что если бы все люди использовали надлежащим образом свой природный разум и жили согласно естественной религии, они все любили бы друг друга, сочувствовали бы страданиям ближних и поддерживали бы друг друга в несчастии. Кто поступает иначе, тот поступает противно человеческой природе. И если люди совершают подобные поступки, то лишь потому, что они выдумали множество противоречащих природе законов.
По иронии судьбы именно в тот момент, когда Акоста внутренне окончательно порвал с еврейством, он вынужден был делать шаги к официальному примирению с ним. 15 лет отлучения надломили душевные силы Αкоста; его жена умерла, и он задумал вторично жениться, «чтобы иметь утешение и опору в последние годы жизни»; но, как отлученный, Акоста не мог осуществить своё намерение. Он решил поэтому «стать обезьяной среди обезьян»: при содействии одного из своих родственников он подал амстердамскому раввинату письменное заявление, что отрекается от своих заблуждений.
В 1633 году отлучение было снято.
Но примирение было непродолжительно. За поведением покаявшегося грешника был учрежден надзор. Тот самый родственник, который склонил Акоста к отречению, считал своим долгом довести до сведения раввинов, что отречение было неискреннее, так как Акоста не исполняет религиозных обрядов и ест запрещенную законом пищу.
Акоста не изменил своих взглядов и продолжал развивать и высказывать их. Теперь ему представлялась сомнительной даже Божественность самого происхождения учения Моисея, и все существующие религии стали рассматриваться им как изобретенные самими людьми. Не отрицая существования Бога, Акоста, однако, отказался от всякой обрядности и стал усматривать высшую санкцию этических принципов в законах человеческой природы, в свободной от обрядности деистической «естественной религии».
Вскоре раввинам было доложено ещё об одном проступке Αкосты: двое христиан, испанец и итальянец, приехавшие в Амстердам с намерением принять иудаизм, спросили у Aкосту совета, и он им ответил, что лучше им оставаться в прежней вере, так как не стоит добровольно налагать на себя тяжёлое ярмо обрядового иудейства.
Раввины под угрозой вторичного «херема» потребовали от Акосты публичного отречения в синагоге. Акоста не согласился на публичное унижение — и был подвергнут вторичному отлучению. Тогда еретику, как он пишет в автобиографии, была объявлена война с двух сторон: со стороны родных (bellum domesticum) и со стороны общины (publicum bellum, nempe rabbinorum et populi). Особенно притесняли его родные, желавшие сломить его непокорный нрав. 7 лет длилась борьба. В это время Aкоста, по его словам, черпал силы в сознании, что «его дело настолько правее дела его противников, насколько истина предпочтительнее лжи, ибо они отстаивают ложь и стремятся людей превратить в рабов, а он борется за истину, за естественную свободу человека». Но под конец он не выдержал тяжёлой опалы. «Не хватило сил», — признается он. И он решил согласиться «на все условия, какие они (раввины) поставят».
В 1640 году отлучение было снято. Новый акт отречения, подробно описанный самим Акоста в автобиографии, состоялся при крайне унизительной обстановке. В переполненной мужчинами и женщинами синагоге полуобнаженного, с привязанными к столбу руками, кающегося грешника подвергли традиционным 39 ударам («malkot»); затем заставили его лечь у порога синагоги, и все присутствующие при выходе переступали через него.
Дух Акосты был сломлен. Через несколько дней после этого Акоста выстрелил в проходившего мимо его окна родственника, которого он считал «самым заклятым врагом его чести, жизни и имущества»; пистолет дал осечку; Акоста взял другой пистолет и одним выстрелом покончил с собой в апреле 1640 года в Амстердаме.
Когда открыли дверь комнаты, на стол нашли небольшую латинскую рукопись, автобиографию Αкоста, под заглавием «Exemplar humanae vitae» («Пример человеческой жизни»). Написанная в минуты крайнего раздражения, автобиография пропитана чувством непримиримой ненависти к еврейству вообще и к «фарисеям», то есть раввинам, в частности. Акоста описывает свою печальную жизнь, подробно рассказывает о пережитых им унижениях и заканчивает свою исповедь следующими словами:
Вот вам истинное повествование о моей жизни; я указал на роль, какую я играл на суетной арене сего мира. В своей многосуетной и неустойчивой жизни я в особенности вас (фарисеев) клеймил. И теперь, сыны человеческие, судите справедливо без всякого пристрастия; выскажите своё мнение свободно, как повелевает истина… Если вы здесь найдете что-либо достойное сострадания, пожалейте о печальной участи людей, к которой и вы причастны. Для большей полноты я назову свое имя: в Португалии, как христианин, я назывался Габриель Акоста, а среди евреев — о если бы я никогда не приблизился к ним! — я с маленьким изменением назывался Уриель.
Акоста рассматривается как первый еврейский вольнодумец нового времени, предшественник и вдохновитель Бенедикта Спинозы. Почти все сведения об Акосте почерпнуты из его автобиографии «Пример человеческой жизни». На основании изучения архивов португальской инквизиции было выдвинуто предположение, что первоначально иудаизм Акосты не был результатом его занятий Библией, а представлял собой разновидность марранского иудаизма, почерпнутого им в семье по линии матери.
Труды[править]
- Propostas contra a tradição
- Exame das tradições farisaicas
- Exemplar humanae vitae
См. также[править]
Источники[править]
- ↑ Акоста, Уриель // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
- ↑ КЕЭ, том 1, кол. 70–71