Синтаксис языка русских пословиц

Материал из Циклопедии
Перейти к навигации Перейти к поиску

Синтаксис языка русских пословиц


Автор
П. Глаголевский








«Синтаксис языка русских пословиц» — труд П. Глаголевского, опубликованный в 1873 году[1]. Академик В. Виноградов считает, что «анализ своеобразий синтаксического построения речи в пословицах у П. Глаголевского недостаточно грамматичен и свободен»[2].

Контекст[править]

Разложение старых логико-грамматических концепций происходило в 1860—1870-е годы как ввиду обострившихся внутренних противоречий грамматического анализа в практике преподавания русского языка, так и из-за все более возраставшего интереса к народной речи, её формам и конструкциям, к национальным своеобразиям русского устно-народного склада речи. «Общие законы логики», управляющие языком, подвергались даже у Ф. И. Буслаева значительным ограничениям и видоизменениям, которые возникали под влиянием эмоционально-психологических условий ситуации, народного характера, экспрессивных средств разговорной звучащей речи. В этом отношении интерес представляет труд Глаголевского «Синтаксис языка русских пословиц»[3].

Характеристика[править]

Труд Глаголевского посвящён памяти Владимира Ивановича Даля

Во вступлении Глаголевский отмечает, что помимо «Русского синтаксиса» В. Стоюнина (Санкт-Петербург, 1871), русские грамматики вращаются в кругу «тех бледных, бесцветных, ординарных случаев из русского синтаксиса, в которых наш язык ничем не отличается от родственных языков», и что «синтаксического труда, специально посвящённого народному языку, в нашей литературе ещё нет»[4]. Глаголевский стремится к тому, чтобы язык русских пословиц в его очерке «явился с своими типическими чертами, как язык разговорно-народный». «Отличительную черту языка пословиц составляет особенная любовь к эллиптическим выражениям. Пословицы всегда рождались и жили в живой, разговорной речи; оне не выдумывались, не сочинялись, а вырывались из уст как бы невольно, случайно, в жару живого, увлекательного разговора. В живой речи многие слова часто не досказываются, заменяясь тоном голоса, выражением лица и телодвижениями»[5].

В структуре простого предложения особенное внимание Глаголевского привлекли способы выражения сказуемого в русском народном языке. Прежде всего он отмечает необыкновенно широкое употребление в народной речи инфинитивных предложений.

Инфинитивное предложение[править]

Примыкая к грамматическим взглядам Η. П. Некрасова, он называет инфинитив «существительной формой глагола» и пишет: «Эта форма в русском народном языке очень часто употребляется, как самостоятельное сказуемое, заменяя собою, с особенным, конечно, оттенком в мысли, все личные формы глагола. При том, она употребляется или в качестве так называемого безличного предложения (то есть сказуемого без подлежащего), для выражения независимости действия, или как сказуемое при определённом подлежащем»[6].

В инфинитивных «безличных» предложениях прежде всего отмечаются разнообразные модальные и эмоциональные значения. Наиболее яркое из них — значение роковой необходимости (например, чему быть, того не миновать). «Существительная форма глагола с дательным дополнения потому и способна выразить неизбежность какого-либо факта, что ею в этом случае обозначается такое действие, которое в своём проявлении не зависит ни от какого действующего предмета, а, напротив, само направляется на другой предмет, как на свою на цель»[7]. Часто «существительная форма глагола» в виде сказуемого (без подлежащего) встречается в вопросах, выражаемых с оттенком сомнения и раздумья. В этом случае существительная форма русского глагола соответствует сослагательному наклонению в латинском языке. «Существительная форма глагола» в виде сказуемого без всякого подлежащего с частицею «бы» постоянно употребляется для выражения желания и условия. Например: «Не устать ждать, только бы выждать. // Коням бы не изъезживаться, цветну платью не изнашиваться». «Существительная форма глагола» как безличное предложение употребляется также в тех случаях, когда нужно выразить только действие без отношения к действующему лицу и без всякого специального значения. Отмечается употребление «существительной формы глагола в значении самостоятельного сказуемого» в выражении «есть», «было», «будет», «кого-чего», «кому-чему» и т. д. и в образовавшихся из них отрицательных выражениях «некого», «нечему», «некогда» и т. п. В данном случае указывается модальный оттенок возможности, а иногда предполагаемости действия[8].

Именное сказуемое[править]

После характеристики употребления «общей личной формы, известной более под именем повелительного наклонения, и бессубъектных глаголов» Глаголевский останавливается на именном сказуемом. «Следует помнить, что как существительное-сказуемое всегда может быть превращено в приложение к подлежащему, так прилагательное-сказуемое — в определение подлежащего». Из этого следует, что «если и соответствующее прилагательному описательное выражение может служить определением, то, значит, оно может занимать и место сказуемого. Этот закон вытекает из той простой мысли, что признак, формально утверждаемый за известным предметом в форме сказуемого, в действительности составляет с ним нераздельное целое, и потому в языке мы гораздо удачнее копируем природу тогда, когда соединяем с предметом признак в форме определения, чем когда приписываем предмету признак в виде сказуемого»[9]. Тем самым Глаголевский приходит к выводу о широкой распространённости атрибутивных и вообще именных, безглагольных предложений в народной речи[2].

При этом Глаголевский считает неправильным относить к сказуемым чисто обстоятельственные обороты, предполагающие опущение глагола. По Глаголевскому, «только без твёрдой и определённой грамматической теории можно увлекаться тем соблазнительным положением, какое занимают обстоятельственные слова в некоторых оборотах народной речи и особенно во множестве русских пословиц»[10].

Обстоятельственное слово всегда и во всяком случае остается только обстоятельственным при глаголе — все равно, подразумевается ли этот последний, или высказывается явно. Если же обстоятельственные слова включают в состав сказуемых, то это зависит от смешения грамматического начала с логическим[11].

По мнению Глаголевского, обстоятельственные выражения всегда свидетельствуют об опущенном сказуемом, о неполноте предложения. К такому же взгляду, что и Глаголевокий, на конструкции этого типа пришел позднее в своем «Синтаксисе» А. А. Шахматов. Однако Глаголевокий, несмотря на новизну и самостоятельность некоторых своих наблюдений над языком пословиц, зависим от традиционных формально-логических теорий синтаксиса, определившихся в первой половине XIX века. Особенно широко учёный пользуется учением об «опущении» членов предложения. По его словам, опущение подлежащего и сказуемого — явление обыкновенное в языке пословиц. Смысл их предполагается очевидным из обстановки. Например, Из огня да в полымя, Из крошек пучок, из капель море и т. п.[12].

Сложное предложение[править]

Вызывают интерес наблюдения Глаголевского над формами сложного предложения в русских пословицах. Они также приводили к заключению о недостаточности одних логических критериев при анализе соответствующих явлений. Глаголевский подчеркивает дифференцированность значения союзов в народном языке. Так, союз «что» часто употребляется в значении причинном («Запеклися уста, что могила пуста»; «И пастух овцу бьет, что не туда идет»), следственном («Ест, что бельма на лоб лезут») и сравнительном («Горе что стрела разит»). Соотносительный союз «что — то» соответствует литературным чем — тем, как — так, как скоро — так, сколько — столько. Например: «Его что больше слушаешь, то пуще врет»; «Что слово молвит, то рублем подарит»; «Что город, то норов»; «Что деревня, то обычай»; «Что выпито, что вылито — все ровно»[13].

В языке пословиц часто встречается бессоюзие, паратаксис. Глаголевский пишет:

Изучая язык пословиц, мы пришли к убеждению, что в одних случаях отсутствие союзов должно быть объяснено недостатком логического развития у творцов пословиц, а в других оно допущено для большей легкости и краткости речи. Простой народ, среди которого создавались половицы, конечно, не мог ясно и отчетливо выражать все разнообразные оттенки мысли: для человека с начинающимся ещё умственным развитием доступны только простейшие отношения между понятиями, например: противоположность, сходство, местная и временная последовательность, но такие отношения, как условие, или основание и следствие, как причинная зависимость между мыслями, для него мало доступны… Поэтому он и в языке довольствуется в этом случае простым сопоставлением предложений без всякой грамматической связи[14].

Например, «Говорит — хорошо, а замолчит — ещё лучше» («логическая связь условия со следствием остается недоступною простому уму»[15]; «Всякий хлопочет, себе добра хочет»; «Не кланяюсь богачу — свою рожь молочу» (причинная связь не выражена союзом) и т. п. Причинные предложения «могут принимать и другой, совершенно обратный вид: основание может выражаться в первом предложении, и в таком случае второе предложение будет следствием или выводом из первого. Например: „Голова — не карниз, не приставишь“; „Не солнце, всех не обогреешь“»[16].

Помимо этого, в языке пословиц связь предложений нарушается разного рода эллипсисами. Например, часто «в главном предложении нет ни сказуемого, ни того слова, которым грамматически должно определяться отношение главного предложения к придаточному». Часто опускаются также целые предложения (главные)[2].

Таким образом, изучение форм сложного предложения демонстрирует значительное отличие яркого, сжатого, экспрессивного народного синтаксиса от синтаксических норм книжной речи, подчиненной «общим законам логики»[2].

Примечания[править]

Литература[править]

Рувики

Одним из источников, использованных при создании данной статьи, является статья из википроекта «Рувики» («ruwiki.ru») под названием «Синтаксис языка русских пословиц», расположенная по адресу:

Материал указанной статьи полностью или частично использован в Циклопедии по лицензии CC-BY-SA 4.0 и более поздних версий.

Всем участникам Рувики предлагается прочитать материал «Почему Циклопедия?».