Изучение синтаксиса народной русской речи в XIX веке

Изучение синтаксиса народной русской речи в XIX веке пришлось главным образом на 1860—1870-е годы.

Характеристика

Михаил Иванович Владиславлев

Смешение предложения с суждением вело к такому сужению круга изучаемых в синтаксисе предложений, что за пределами грамматики оставалась почти вся область разговорной речи. К изучению «логических образцов интеллектуальной речи» чаще всего сводились анализируемые грамматикой и выводимые ею типы предложений. Проявления народно-разговорного языка приспособлялись к ним посредством ссылок на «подразумевания» и «опущения». Однако в некоторых случаях сами логики приходили на помощь языковедам. Так, М. И. Владиславлев в своей «Системе логики» указывал на случаи несоответствия суждения и предложения: «Суждение не всегда обозначается предложением» (то есть сочетанием подлежащего и сказуемого). «Иногда одно слово выражает целое суждение, хотя грамматического (то есть логического) предложения нет: например: Сюда! Эй! Пошёл! Молодец!». По мнению Владиславлева, точно так же нет логических предложений в выражениях: Пойти бы погулять; Душно! Скучно! Стучит!.

Разложение старых логико-грамматических концепций происходило в 1860—1870-е годы как ввиду обострившихся внутренних противоречий грамматического анализа в практике преподавания русского языка, так и из-за все более возраставшего интереса к народной речи, её формам и конструкциям, к национальным своеобразиям русского устно-народного склада речи. «Общие законы логики», управляющие языком, подвергались даже у Ф. И. Буслаева значительным ограничениям и видоизменениям, которые возникали под влиянием эмоционально-психологических условий ситуации, народного характера, экспрессивных средств разговорной звучащей речи. В этом отношении представляет интерес труд П. Глаголевского «Синтаксис языка русских пословиц» (Санкт-Петербург, 1873), посвящённый памяти В. И. Даля.

«Синтаксис языка русских пословиц»

 → Синтаксис языка русских пословиц

Владимир Иванович Даль

Во вступлении автор отмечает, что помимо «Русского синтаксиса» В. Стоюнина (Санкт-Петербург, 1871), русские грамматики вращаются в кругу «тех бледных, бесцветных, ординарных случаев из русского синтаксиса, в которых наш язык ничем не отличается от родственных языков», и что «синтаксического труда, специально посвящённого народному языку, в нашей литературе ещё нет». Глаголевский стремится к тому, чтобы язык русских пословиц в его очерке «явился с своими типическими чертами, как язык разговорно-народный». «Отличительную черту языка пословиц составляет особенная любовь к эллиптическим выражениям. Пословицы всегда рождались и жили в живой, разговорной речи; оне не выдумывались, не сочинялись, а вырывались из уст как бы невольно, случайно, в жару живого, увлекательного разговора. В живой речи многие слова часто не досказываются, заменяясь тоном голоса, выражением лица и телодвижениями».

Инфинитивное предложение

В структуре простого предложения особенное внимание Глаголевского привлекли способы выражения сказуемого в русском народном языке. Прежде всего он отмечает необыкновенно широкое употребление в народной речи инфинитивных предложений.

Примыкая к грамматическим взглядам Η. П. Некрасова, он называет инфинитив «существительной формой глагола» и пишет: «Эта форма в русском народном языке очень часто употребляется, как самостоятельное сказуемое, заменяя собою, с особенным, конечно, оттенком в мысли, все личные формы глагола. При том, она употребляется или в качестве так называемого безличного предложения (то есть сказуемого без подлежащего), для выражения независимости действия, или как сказуемое при определённом подлежащем».

В инфинитивных «безличных» предложениях прежде всего отмечаются разнообразные модальные и эмоциональные значения. Наиболее яркое из них — значение роковой необходимости (например, чему быть, того не миновать). «Существительная форма глагола с дательным дополнения потому и способна выразить неизбежность какого-либо факта, что ею в этом случае обозначается такое действие, которое в своём проявлении не зависит ни от какого действующего предмета, а, напротив, само направляется на другой предмет, как на свою на цель». Часто «существительная форма глагола» в виде сказуемого (без подлежащего) встречается в вопросах, выражаемых с оттенком сомнения и раздумья. В этом случае существительная форма русского глагола соответствует сослагательному наклонению в латинском языке. «Существительная форма глагола» в виде сказуемого без всякого подлежащего с частицею «бы» постоянно употребляется для выражения желания и условия. Например: «Не устать ждать, только бы выждать. // Коням бы не изъезживаться, цветну платью не изнашиваться». «Существительная форма глагола» как безличное предложение употребляется также в тех случаях, когда нужно выразить только действие без отношения к действующему лицу и без всякого специального значения. Отмечается употребление «существительной формы глагола в значении самостоятельного сказуемого» в выражении «есть», «было», «будет», «кого-чего» и т. д. и в образовавшихся из них отрицательных выражениях «некого», «нечему» и т. п. В данном случае указывается модальный оттенок возможности, а иногда предполагаемости действия.

Именное сказуемое

После характеристики употребления «общей личной формы, известной более под именем повелительного наклонения, и бессубъектных глаголов» Глаголевский останавливается на именном сказуемом. «Следует помнить, что как существительное-сказуемое всегда может быть превращено в приложение к подлежащему, так прилагательное-сказуемое — в определение подлежащего». Из этого следует, что «если и соответствующее прилагательному описательное выражение может служить определением, то, значит, оно может занимать и место сказуемого. Этот закон вытекает из той простой мысли, что признак, формально утверждаемый за известным предметом в форме сказуемого, в действительности составляет с ним нераздельное целое, и потому в языке мы гораздо удачнее копируем природу тогда, когда соединяем с предметом признак в форме определения, чем когда приписываем предмету признак в виде сказуемого». Тем самым Глаголевский приходит к выводу о широкой распространённости атрибутивных и вообще именных, безглагольных предложений в народной речи.

При этом Глаголевский считает неправильным относить к сказуемым чисто обстоятельственные обороты, предполагающие опущение глагола. По Глаголевскому, «только без твёрдой и определённой грамматической теории можно увлекаться тем соблазнительным положением, какое занимают обстоятельственные слова в некоторых оборотах народной речи и особенно во множестве русских пословиц».

Обстоятельственное слово всегда и во всяком случае остается только обстоятельственным при глаголе — все равно, подразумевается ли этот последний, или высказывается явно. Если же обстоятельственные слова включают в состав сказуемых, то это зависит от смешения грамматического начала с логическим.

Сложное предложение

Вызывают интерес наблюдения Глаголевского над формами сложного предложения в русских пословицах. Они также приводили к заключению о недостаточности одних логических критериев при анализе соответствующих явлений. Глаголевский подчеркивает дифференцированность значения союзов в народном языке. Так, союз «что» часто употребляется в значении причинном («И пастух овцу бьет, что не туда идет»), следственном («Ест, что бельма на лоб лезут») и сравнительном («Горе что стрела разит»). Соотносительный союз «что — то» соответствует литературным чем — тем, как — так, как скоро — так, сколько — столько. Например: «Его что больше слушаешь, то пуще врет»; «Что слово молвит, то рублем подарит»; «Что выпито, что вылито — все ровно».

Изучение форм сложного предложения демонстрирует значительное отличие яркого, сжатого, экспрессивного народного синтаксиса от синтаксических норм книжной речи, подчиненной «общим законам логики».

«Дательный с неопределённым в русском языке»

В 1870-е годы всё громче (в том числе в широких педагогических кругах) звучали призывы к широкому, всестороннему изучению национально-синтаксических своеобразий русского языка, его «идиотизмов», которые не укладываются в наиболее обобщённые и наиболее распространённые логико-грамматические формулы. В. Боголюбов в статье «Дательный с неопределённым в русском языке» писал:

Так как идиотизмы явились в языке не случайно, как deus ex machina, а естественным путем произошли от того же источника, из которого почерпает свой материал грамматика, то для уяснения их необходимо обращаться к вопросу о происхождении их, об отношениях форм выражения к смыслу, придаваемому в речи, и определить путь, по которому язык дошел до образования того или другого идиотизма. Причину появления идиотизмов нужно искать в тех условиях, при которых шло развитие языка, его рост: чем более предоставлялось простора народной логике, чем более язык был свободен от тесных рамок грамматики, тем шире успел обнаружить личный гений и тем более подчинял своему влиянию грамматику: отсюда, несомненно, ведут свое начало такие обороты речи, которые представляют громадную рознь между обычным грамматическим строем и той формой, в которую народная логика облачает выражение мысли.

В связи с этим Боголюбов подчёркивает трудность грамматического разбора живых синтаксических идиотизмов с позиций традиционной формально-логической грамматики.

В выражении у меня нет денег одни признают подлежащим «у меня» (ср. «я не имею денег»), другие считают подлежащим «денег», третьи находит в «нет» отрицательное понятие бытия, при котором предмету, бытие которого отрицается, дано в предложении значение дополнения в родит. падеже, некоторые объясняют, что подлежащее и сказуемое замкнуто в слове «нет».

Как следствие, Боголюбов (так же и Глаголевский) подчеркивает огромное значение изучения синтаксиса живой разговорной речи, особенно синтаксиса русских пословиц, поговорок, загадок.

В статье Боголюбова, несмотря на «субъективизм и антиисторизм произвольных домыслов автора о генезисе инфинитивных конструкций» (В. Виноградов), собран значительный материал по вопросу о синтаксическом употреблении и модальных функциях инфинитива в разных типах предложений одночленных и двучленных. Например: «Что слушаться его?» (Хемницер); «Старик ещё их унимать: эй, право вам не сдобровать» (Хемницер); «Чем на мост нам идти, поищем лучше броду!»; «Делать — не я, работать не я, а кисель есть — нет против меня».

Боголюбов делает следующий вывод:

…дательный с неопределенным для грамматики — самостоятельный оборот речи, личный с своим подлежащим и сказуемым, след., составляет предложение, которым язык пользуется за 'неимением конъюнктивных и оптативных глагольных форм. Предложение такого строя может употребляться и в качестве главного и в качестве придаточного—вообще принимает на себя все грамматические функции предложения с именительным падежом подлежащего и сказуемым в verbum finitum и в свою очередь может быть даже безличным (что делать? чтобы музыкантом быть).

«О вопросительных предложения»

Василий Иванович Водовозов

Стремление к воспроизведению и описанию разнообразных оттенков определённого типа предложений, той или иной синтаксической формы выражения в разговорной речи лежит в основе статьи В. Водовозова. Автор напоминает о делении вопросительных предложений на местоименные (Кто пришел? — Виктор. Когда? — С полчаса) и такие, в которых — при известном наличии всех частей предложения — выражается неизвестность или сомнение, можно ли утверждать то, о чём говорится в предложении (Пришел Виктор? Пришел ли?). Но Водовозова в большей степени интересуют многообразные случаи вопроса, «при которых речь принимает ту или другую форму, согласно различных оттенков мысли». Автор подробно перечисляет вопросительные местоимения и наречия, предложно-местоименные сочетания как структурно-смысловую отправную точку разных видов местоименных вопросительных предложений и раскрывает их значения и оттенки. Например: «С чего вы это взяли? (какой повод, пример перед глазами имели вы, чтобы так думать?); Ради чего такая немилость? (причина с оттенком шутки)».

Водовозов приводит разнообразные синонимические серии вопросительных конструкций. Например, «зачем», «для чего», «к чему», «на что» — для выражения цели. Он детально останавливается на эмоционально-модальных оттенках разных форм вопросительных предложений:

• «Чего» употребляется для означения причины с особым οттенком изумления, недоумения, досады: Чего это я разнежился? Чего ты раскричался? Чего ты так горько плачешь?
• «Что», кроме своего обыкновенного употребления, иногда также выражает причину или ставится при вопросе, означающем сомнение, с целью скорее вызнать на ответ: Что так дорого? Что ж ты не прислал денег? Что призадумался? (причина, о которой мы собственно мало заботимся, а спрашиваем так лишь потому, что нас занимает предмет); А что, сударь, стерпишь ли? Что, Марко дома? Что, если в сундуке-то пусто? Что, вы не получали писем? (возбуждение к ответу). «Что» в последнем случае ещё усиливается союзом «ли»: Пойдешь, что ли? О деньгах что ли сомневаешься? «Что ли», употребляясь, когда мы спрашиваем с нетерпением и переходим прежде ответа к собственному предложению, ставится при том слове, в котором сила вопроса: Наследство что ли, получил ты, что так бросаешь деньги?
• «Какой», кроме обыкновенного употребления, также служит выражением изумления, неожиданности: Какая книга? (когда от вас требуют книги, которой вы не брали); Какой же тебе ещё награды? (когда кто недоволен большой наградой). С прибавлением такой это слово употребляется и в смысле «что за», но выражает некоторое раздумье: Какой-такой зверь? Какая-такая книга?
• «Каков» от «какой» отличается тем, что означает «хорош ли» и вообще преобладающее качество: Какова погода? Ну что? каков на взгляд? и т. п.

Водовозов указывает на экспрессивное преобразование значений вопросительно-местоименных наречий «как», «где», «куда», «когда». «Как» в отдельных случаях употребляют в смысле «возможно ли?»: как пропали? (изумление, возможно ли чтобы пропали); как горю помочь? как же тебе довериться? «Где», «куда», «когда» иной раз не требуют ответа о месте и времени, а принимают более общий смысл, означая отсутствие признака, невозможное, небывалое: А где же похвала, что у орла глаза так зорки?; Эх братец, куда мне? Куда девалась красота? В деле же когда без спору? и т. п..

Вопросительные предложения другого типа, о которых мы требуем только подтверждения нашей мысли, имеют «усиленное ударение на слове, занимающем главное место в вопросе». С этим связаны также смысловые функции перестановки слов в таких вопросительных предложениях. Здесь повышается эмоционально-модальный вес вводных слов: «кажется», «может» (для выражения нерешительности вопроса), «видно», «верно» (догадка), «небось» (догадка с оттенком улики), ведь (уверенность в утвердительном ответе) и т. п..

Литература

• Шаблон:Из истории изучения русского синтаксиса-1958
• Глаголевский П. Синтаксис языка русских пословиц. — Санкт-Петербург: Я. А. Исаков, 1873.

Одним из источников, использованных при создании данной статьи, является статья из википроекта «Рувики» («ruwiki.ru») под названием «Изучение синтаксиса народной русской речи в XIX веке», расположенная по адресу: — «https://ru.ruwiki.ru/wiki/Изучение_синтаксиса_народной_русской_речи_в_XIX_веке» Материал указанной статьи полностью или частично использован в Циклопедии по лицензии CC-BY-SA 4.0 и более поздних версий. Всем участникам Рувики предлагается прочитать материал «Почему Циклопедия?».