Театр гипноза

Искусство гипноза

Великий психопатолог Пьер Жане отмечал, что, по сути, идея животного магнетизма лучше всего характеризует образ сверхчеловека Ницше, необычного человека, обладающего наивысшими моральными качествами, новыми, невиданными способностями. В XVIII веке возникло желание ускорить приход сверхчеловека, создать сверхчеловека искусственно. Именно эти чаяния лучше всего описывают мечту приверженцев животного магнетизма. Мгновенное создание в человеке психического состояния, отличного от обычного, в котором проявлялись бы новые способности, чудесные предрасположенности и в частности, способности, к которым больше всего стремились, больше всего нуждались. Сделать так, чтобы человек обрел ясность, чтобы он лучше понимал других, видел истину мира лучше нас благодаря своей большей проницательности. Создать общение через мысль, сделать возможным проникновение в мысли других, даже если их хотят сохранить в тайне — было одним из их самых поразительных стремлений, разрушить тайну человечества, проникнуть в сознание, видеть на расстоянии, распознавать болезни, уметь их исцелять: вот те чудесные способности, которые хотели создать в человеке магнетизеры.

Искусство животного магнетизма (гипноза) насчитывает длительную историю. Многие демонстраторы гипноза (месмеризма) достигли значительных высот, но в письменной истории животного магнетизма (гипнотизма) не оставили заметного следа. История отмечает ценный вклад, внесенный в развитие гипнотического жанра Месмером, Лафонтеном, Хансеном, Донато и некоторыми другими корифеями.

До нашего времени дошли интереснейшие автобиографии, написанные выступающими публично магнетизерами. Из них стало известно, что цели у магнетизеров были различные: одни пытались избавить кого-то из публики от недугов, имеющих в своей основе психологические причины, другие устраивали просто шоу на потеху зрителей, третьи демонстрировали свое мнимое могущество. Только некоторые магнетизеры, как, например Месмер, театрализовали свое магнетическое целительство. Собственно само гипнотическое искусство демонстрировалось в редких случаях. К примеру, магнетизер возил на гастроли свою сомнамбулу, которая умела танцевать, гипнотизировал её, и она исполняла танцы с ещё большим изяществом и пластической выразительностью. Сомнамбулизм в 19 в. был доходной профессией.

Мюнхенский историк гипноза Леопольд Лёвенфельд, профессор невропатологии и психиатрии, друг Фрейда и критик его работ, рассказывает об одной сенсации, которая привела его к написанию книги и к чтению лекций на тему «Сомнамбулизм и искусство». В конце февраля 1904 года в Мюнхен из Парижа приехала г-жа Мадлен Г. в сопровождении гипнотизера Магнена. 30-летняя Мадлен - жена небогатого парижского негоцианта, мать двоих детей. Она поет и играет на рояле, но ее музыкальные способности в бодрствовании не выходят за порог дилетантства, то же самое можно сказать о ее хореографических способностях. Однако стоило Магнену погрузить Мадлен в гипносомнамбулизм, как происходило чудесное преображение. С первого выступления Мадлен привлекла внимание баварцев. О ее феерических представлениях ходили легенды: она колдунья и действует на зрителей особыми чарами, от которых все приходят в необыкновенное волнение. Очевидцы рассказывали, что действительность превосходила самое рискованное воображение. Всякий раз, лишь выйдя на сцену и заслышав первые звуки музыки, Мадлен погружалась в гипносомнамбулизм и полностью преображалась. Ее лицо, все ее тело от каждого звука начинало откровенно-чувственно трепетать, приходить в экстаз. Создавалось впечатление, что ее душа обнажена, а музыка физически задевает эрогенные зоны души. Среди публики были такие, кто, наблюдая за танцующей, ощущал неловкость, им казалось, будто они подглядывают через замочную скважину за интимными уголками ее души. У других мимика и движения танцовщицы вызывали эротические фантазии. Но не было никого, кто бы ни пленился ее танцем. Кроме таланта в танцевальном искусстве в ней просыпался огромной силы драматический талант. Когда она читала стихи или прозу, публику пронзала молния, душили слезы, комок подкатывал к горлу. Лёвенфельд пишет: «Как свидетельствуют наши наиболее выдающиеся художники, они получили благодаря сеансам Мадлен не только высокоэстетическое наслаждение, но и ценный источник художественного вдохновения. Драматические артисты к искусству Мадлен отнеслись с громадным интересом. Благодаря Мадлен взаимоотношение гипносомнамбулизма и творчества стало предметом особого интереса и изучения»[1]. Ценители искусства были единодушны в том, что не было в истории такого артиста, который бы с такой ошеломляющей выразительностью передавал свои чувства. Высокое искусство, демонстрируемое Мадлен, объяснялась тем, что она во время выступления находилась в состоянии гипносомнамбулизма. Вне его она ничем не выделялась среди других.

Сцена из спектакля театра гипноза Шойфета в д/к Плехановского института, 1989 г.

После визита Лафонтена в Манчестер, один из хирургов этого города по имени Дж. Брэйд заразился идеей магнетизма и впоследствии стал известен как основатель «брейдизма». Он же назвал животный магнетизм гипнозом. Однажды, рассказывает известный английский физиолог В. Б. Карпентер, когда знаменитая певица Джени Линд пела в Манчестере, Дж. Брэйд пригласил её присутствовать на гипнотических опытах, которые он проводил над безграмотной девушкой, работницей одной из фабрик. Она обладала превосходным голосом и слухом, но не получила никакого музыкального образования. Находясь в гипнотическом сомнамбулизме девушка за Линд мгновенно повторяла и совершенно правильно песни «шведского соловья» на разных языках. Чтобы испытать её способности, мисс Линд спела экспромтом очень длинное и очень сложное хроматическое упражнение, которое немедленно было повторено девушкой. В бодрствовании она этого сделать не смогла.

Пьер Жане говорит, что сомнамбула копирует жесты, позу, голос и даже повторяет слова своих собеседников. Поют ли, смеются или ходят, она немедленно делает то же самое, причем подражание так совершенно и наступает так быстро, что его можно принять за самостоятельные действия. «Уподобление было так велико, — говорит Пьер Жане о Бланш, — что ей прекрасно удавалось воспроизводить речи, с которыми к ней обращались иностранцы: русские, поляки, чехи, немцы — произношению которых трудно подражать. Один из иностранцев, которому она пропела отрывок из национального гимна, выразил свою благодарность на французском языке с сильно выраженным немецким акцентом. Она тут же повторила гимн, с тем же акцентом, и все присутствующие разразились хохотом».

С самого начала магнетизеры были поражены способностью загипнотизированных проявлять эмоции и играть соответствующие роли с удивительным совершенством, с предельной искренностью и, как им казалось, даже с большим умением, чем это делали опытные актёры. Эта способность была столь поразительной, что один из самых известных французских магнетизеров барон Дю Поте Жан де Сенневуа (Dupotet de Sennevoy, 1796—1881) заговорил в 1849 году о метаморфозе личности. «Мы видели индивидов, весь облик которых менялся, как только они погружались в сомнамбулизм. До этого они были скучны и апатичны, теперь же становились живыми, возбужденными и остроумными»

Сцена из театра гипноза Шойфета д/к МАИ, 1989 г.

Как-то раз известный гипнотизер полковник де Роша пригласил прославленную парижскую натурщицу, молодую и статную Лину, привыкшую позировать художникам и в мастерской одного из них провел следующий эксперимент. Загипнотизировав Лину, Роша читал смешные рассказы. Под впечатлением прочитанного, её лицо принимало такое выражение, тело такие позы, что актёры, специально приглашенные на опыт, только ахали от изумления; иные из них признавались, что давно ломали себе голову, как выразить подобные эмоции и никак не могли придумать подходящей мимики. Лина сразу вывела их из затруднения. Роша сообщил об этих экспериментах в 1899 году в журнале «La Natura» и там же опубликовал фотографии Лины, по которым можно судить о необычайной гибкости её мимического дарования, спровоцированного гипносомнамбулизмом.

«…В гипнозе обороты речи женщин, принадлежащих к простонародью, становятся изящными и красивыми, выражаемые ими мысли не лишены некоторой возвышенности», — говорит лауреат Нобелевской премии, профессор Шарль Рише. Он рассказывает, что в госпитале Божон, где он работал, Х…, горничная, личность весьма посредственного ума, будучи загипнотизированной соглашалась петь только арии из второго акта «Африканки», оперы Меербера, которую она слышала один раз в своей жизни. Когда же Рише хотел заставить её петь простонародную песню — «J`ai du bon tabac» или арию из «Мадам Анго» она презрительно улыбалась и пожимала плечами. «Я часто, — говорит Рише, — замечал у сомнамбул подобное презрение к пошлостям».

История в лицах

Французский врач Шарль Дюфе из Блуа, увлеченный гипнотизмом, в Обществе физиологической психологии, находящемся в Париже, сообщил интересный случай из театральной жизни. Его рассказ был опубликован в октябрьском номере «Revue Philosophique» за 1888 год.

В то время, когда д-р Дюфе обслуживал артистов театра своего родного города Блуа, ему неоднократно приходилось лечить молодую актрису Б., страдавшую частыми приступами гнева, имеющего истерическое происхождение. В первый раз, когда его пригласили к ней, он застал её сидящей на ковре возле горящего камина, в разорванном платье, готовую, как она говорила, броситься в огонь, если он её не приведет в норму. В течение двух месяцев, пока театральная труппа находилась в Блуа, у актрисы Б. было 7-8 подобных приступов. Правда, начиная с третьего визита ему достаточно было приказать г-же Б. уснуть или просто посмотреть ей пристально в глаза, как она тут же успокаивалась. Дюфе неоднократно обращал внимание, что, гипнотизируя эту посредственную актрису перед выходом на сцену, она играла несравненно лучше и имела больший успех у зрителей.

Однажды в театре случилось непредвиденное. Ведущая актриса, которая должна была играть в пьесе «Каприз» опоздала на поезд, идущий из Тура в Блуа. Директор театра в связи с тем, что все билеты были проданы, решил подыскать замену. По всем статьям на эту роль подходила только Б. и он решился отдать ей эту роль, но попросил д-ра Дюфе принять в этом посильное участие. Дюфе, будучи заядлым поклонником театра, принял в этом рискованном мероприятии участие. Прежде всего, он спросил директора, знает ли она, по крайней мере, роль. «Она видела этот спектакль несколько раз прежде, но сама в нем не играла и не репетировала роль», — ответил директор. «На что же Вы рассчитываете, г-н директор?» — поинтересовался Дюфе. — На вас, милый доктор!

Д-р Дюфе, как явствует из его сообщения, одним взглядом загипнотизировал актрису, которая легко достигала состояния сомнамбулизма. В результате их сотрудничества актриса превосходно сыграла роль, оставаясь все время в состоянии гипносомнамбулизма. После спектакля Дюфе вывел её из этого чудесного состояния. Догадываться о произошедшем она стала только после того, как её окружили товарищи, и принялись поздравлять с грандиозным успехом. Тут ей припомнилось, что, надевая перчатки, она присела на диван, чтобы собраться с мыслями, и вдруг вообразила, что её пришли известить: занавес поднят и нужно выходить на сцену. Дальнейшие события вспомнить она не смогла, хотя и прикладывала максимум усилий.

Немецкий историк гипноза Л. Лёвенфельд об этом реальном случае говорит: «Сомнамбулизм заблокировал в мозгу те представления, которые явились бы препятствием для полной реализации ее потенциального драматического таланта. В особенности он устранил мысли о том, что она недостаточно подготовлена к исполнению данной роли, а заодно и опасение осрамиться. Ее память, как и талант, была усилена сомнамбулизмом, иначе бы она не вспомнила текст, который специально не учила. Наблюдения показали, что сомнамбулизм представляет собой благоприятную почву для более полного освобождения чувств и способностей».

Лафонтен

В автобиографии Шарль Лафонтен, родившийся в 1803 году, утверждал, что принадлежит к одной из самых древних и аристократических семей Франции. Его отец занимал важный административный пост, и юный Шарль начал работать вместе с ним. Однако желая стать актёром, он покинул семью и уехал в Париж, где работал в нескольких театральных труппах и пережил множество «взлетов» и «падений».

Однажды Лафонтен магнетизировал женщину и случайно обнаружил, что она является ярко выраженной сомнамбулой. Успех магнетизации заставил его думать, что он обладает огромной магнетической силой. Лафонтен рассказывает, что в тот день, когда он стал магнетизером, от него отвернулись семья, друзья, прежние знакомые, и с ним стали обращаться как с изгоем. Не найдя ничего лучшего он посвятил себя магнетизму, ставшему его единственным интересом в жизни, полной странствий и борьбы. Лафонтен давал большое число публичных представлений, которые иногда омрачались массовыми беспорядками, в которые была вынуждена вмешиваться полиция. Известность Лафонтена была такой огромной, что он мог спокойно посещать самые грязные таверны во время путешествия в Лондон, — бандиты его попросту боялись. По словам Лафонтена, не отличающимися скромностью, он успешно лечил частным образом, и число пациентов было огромным. Куда бы он ни приходил, слепой снова становился зрячим, глухой начинал слышать, а парализованный — ходить. В городе Рейне он замагнетизировал женщину и в этом состоянии она выучила театральную роль, которую затем блестяще исполнила на сцене перед полным залом, о чём ничего не могла вспомнить, когда вышла из гипноза

Вот как описала газета «Манчестер гардиан» сеанс Лафонтена, проходивший в зале местного научного общества «Атенеум». На эстраду, где находился Лафонтен, поднялся житель Манчестера «сэр Г. П. Линниль, один из директоров „Атенеума“, который разрешил нам назвать его имя как средство устранить все сомнения и разрушить все подозрения по отношению к тому, кто его магнетизировал. Все, кто знают сэра Линниля, знают, что он неспособен к малейшему кумовству, и его репутация как человека образованного и ученого не позволяет предположить, что какое бы то ни было воздействие, которое он испытал, является продуктом его излишнего и невежественного воображения. Сэр Линниль был „невером“, но он скрывал свое мнение, пока его собственное знание не помогло ему составить суждение. Сэр Линниль терпеливо ждал. Лафонтен, который уже очень устал, начал без надежды на успех, но через 10-11 минут он закрыл пациенту глаза, вызвал сонливость, частичную нечувствительность, а затем и полную каталепсию. Ноги замагнетизированного, вытянутые, не упали вниз, как у обычно спящего человека, но опускались постепенно». Далее, пишет газета, сэр Линниль был полностью замагнетизирован — ни уколы булавкой, ни выстрелы из пистолета над ухом, ни поднесенный к самому его носу нашатырный спирт не разбудил его. «Он был словно мертвый». Разбуженный он рассказал о своих ощущениях. «Он чувствовал щекотание по всему телу и в конечностях, затем дремоту. Тело как будто погружалось в море. Он стал как бы мертв для окружающего, но чувствовал, что вокруг происходит что-то, в чем он не может дать себе ясный отчет…».

Если на этом сеансе магнетизера присутствовало 1200 человек, то на следующем, сообщает репортер из «Манчестер гардиан», их было уже 1500. Демонстрация могущества магнетизера проходила в переполненном зале. Лафонтен легкой походкой вышел на сцену. На нём был наглухо застегнутый чёрный сюртук и высокий цилиндр. Обведя притихший зал пронзительным взглядом, от которого многие вобрали голову в плечи, он вызвал добровольца. Им оказался сэр Хиггинс. Посадив его на возвышение, Лафонтен приказал смотреть на горлышко бутылки, не отрываясь и не моргая. После долгой фиксации взглядом бутылки глаза сэра Хиггинса затуманились, прослезились и медленно закрылись. Вслед за этим у него возникло какое-то загадочное состояние, позволившее Лафонтену внушать ему самые странные иллюзии: «карандаш во рту служит сигарой». Хиггинс пыхтел, как паровоз, выпуская кольцами клубы дыма. — «Вы не можете идти вперед, вы можете только пятиться», — внушал гипнотизер. Хиггинс делал усилия ступить вперед, но всякий раз какая то сила препятствовала его стараниям, и он пятился назад. По прихоти Лафонтена Хиггинс то немел, то заикался… В этот вечер сценическая жизнь сэра Хиггинса была наполнена неожиданными приключениями.

Однажды в Неаполе в кругу высокопоставленной публики, среди которой были послы иностранных держав и дипломаты, оказался атташе русского посольства Скарятин, у которого Лафонтен вызвал полную потерю кожной чувствительности. Одновременно с этим, силой своих «флюидов», он продемонстрировал на глухонемом неаполитанце чудесное исцеление.

Дюран

В 1853 году замечательный врач Жозеф Пьер Дюран (J. P. Durand de Gros, 1826—1900) из Гро принужден был, вследствие преследований за свои политические убеждения, эмигрировать в Америку, где познакомился с «новой» наукой электробиологией. В Америке феноменам, которые Месмер описал под именем животный магнетизм, а Брэйд — гипнотизм дали название электробиология. В сочинении некоего Грима и в книге «The Philosophy of electroical psycology» другого американца Ж. Б. Додса (Dods) , изданном в Нью-Йорке и состоящем из 12 лекций, прочитанных автором перед Конгрессом США, были изложены тезисы этой науки. Дюран, убежденный в общественной важности этой понравившейся ему новой науки и увлеченный её пропагандой, поспешил покинуть Америку и отправился домой. Поскольку во Франции его считали политически неблагонадежным, он решил застраховаться от неприятностей и взял псевдоним доктор Филипс (A.S.P. Philips).

Итак, после вояжа в Америку дебют Ж. П. Дюрана под псевдонимом Филипс состоялся в 1853 году в Брюсселе. Опыты происходили в общественных залах. Вот 18 человек добровольно занимают на скамьях места, располагаясь спиной к залу. Каждый получил от Филипса по диску, сделанному из цинка, в центре диска был кружок другого металла. Они должны были держать его в руках и смотреть исключительно на него. В течение 20 минут как участники, так и зрители должны были соблюдать абсолютную тишину, к тому же участникам было предложено хранить полнейшую неподвижность. По истечении 20 мин Филипс последовательно прикоснулся к головам испытуемых. Он отправил в зал тех, кто не смог выполнить требование: молчать и не двигаться. Оказалось, что это почти половина из 18. Затем из оставшихся, он отобрал одного. Это был почтенный господин известный многим из присутствующих. Не обошлось без подозрений, что у Филипса с этим господином сговор.

Филипс посмотрел в упор на субъекта, затем закрыл ему глаза и после нескольких прикосновений процесс подготовки был завершен. Началось действие. «Вы не можете открыть глаза», — сказал Филипс внушительным тоном. И на самом деле тот не смог этого сделать, несмотря на все предпринимаемые усилия. Он дал испытуемому камень и внушил: «Камень горящий». Тот трясёт камень и жалуется, что он обжигает ему руки. Если Филипс хотел этого, то испытуемый забывал своё имя и буквы алфавита. Воля испытуемых всегда оказывалась подчиненной воле Филипса, который становился по истине «властелином их собственных движений». Например, по воле Филипса, согнутая рука испытуемого не могла выпрямиться; открытый рот оставался в таком же положении, как бы это ни было неудобно для его хозяина, делавшего тщетные попытки привести его в менее утомительное положение. Поднявшись на ноги, субъект не мог сесть, сев — не мог подняться. После паралича движений, вызывались принудительные движения. После того как рукам г-на N был дан импульс к вращению одной руки вокруг другой, потребовалось вмешательство Филипса, чтобы их остановить. Этот г-н N увидел себя вовлеченным в эксперимент неодолимой силой, которая казалось, действовала на него как магнит.

Г-н Филипс надавливал на зоны Галля и вызывал разнообразные проявления. В журнале «Garette du Midi» 1 декабря 1853 года об этом писали так: "Он изменял этими нажатиями характер, склонности индивида, внося свой собственный флюид, в ту или иную часть мозга. Он, таким образом, вызывал гнев, упрямство, доброжелательность. — Женщина вы или мужчина? — Отвечайте, приказал Филипс. — Что за странный вопрос?! Вам хорошо известно, что я женщина. — Вы ошибаетесь, вы перестали быть женщиной, — говорит Филипс отрывисто, делая несколько пассов вокруг тела. — Вы более не женщина, Вы теперь мужчина. Сейчас я буду брить вашу бороду. — Она готова, — делает движения приготовления к бритью. — Что я вижу! На ваших пальцах загнуты ногти, в вашем рту острые клыки. Вы превращаетесь в упыря, слышите ли вы, в упыря людоеда. — Вы сидите на метле, вы летите. И далее в таком же духе.

Газета «Revue de Géneve» 29 октября 1853 года сообщала, что все опыты с вызовом иллюзий у испытуемых Филипсу удались: «Так, палка была принята за змею, платок принял вид вороны, зрительный зал преобразовался в перспективу пейзажа, стакан воды был принят за вино и вызвал опьянение. Вызывалось также безголосие, хромота и разнообразные виды паралича. Вполне удалась частичная потеря памяти собственного имени и первой буквы алфавита. Филипс ставил спинами друг к другу двух желающих и смотрел поочередно им в глаза, затем, отойдя от них, просил разойтись. Но, несмотря на все старания, они этого сделать не могли, пока он сам не разводил их. Потом он предлагал им подпрыгнуть несколько раз и остановиться, но чем сильнее они хотели прекратить, тем менее могли это выполнить».

Хансен

Как пишет Зигмунд Фрейд, он был ещё студентом, когда убедился в реальности гипноза. Это произошло в Вене на публичной демонстрации гипноза Хансеном. Фрейда глубоко поразило, что тихий голос маэстро одолевал сильную физическую боль загипнотизированного субъекта, и тот с отсутствующим видом, безропотно выполнял все экстравагантные прихоти гипнотизера.

В период 1879—1884 годы в литературе по гипнозу часто упоминается имя гипнотизера Хансена. Надо сказать, что ещё со времен Месмера демонстрация гипноза была крайне опасной деятельностью, например в Вене. Гипнотизерам предписывалось проводить демонстрации только в определенном театре, а сами представления всегда вызывали недоверие. В соответствии с решением от 1882 года, Хансена изгнали из Австрии, как когда-то Месмера, заподозрив в обмане. Но решающую роль здесь сыграло не только подозрение. Подвело, главным образом, желание Хансена продемонстрировать свое могущество. Он вышел за рамки дозволенного: вращал людей по кругу, затем закидывал им голову назад и смотрел в глаза в упор. Этот прием Хансена, как утверждал очевидец, невропатолог П. Л. Ладам из Женевы, был мучительным и послужил в 1880 году причиной судебного процесса в Вене. На основании судебного решения венская полиция, по совету особой медицинской комиссии, запретила Хансену давать представления. Подобное же запрещение в отношении бельгийского магнетизера Донато сделали муниципалитеты Милана и Болоньи вместе с римским префектом.

Сначала датчанин Дэн Карл Хансен (Hansen, Dane Carl 1833—1897) был довольно успешным оптовым торговцем, однако страсть к магнетизму завладела его душой настолько, что он отказался от прибыльного дела. Со временем он стал искусным магнетизером, снискав на новом поприще славу «жреца гипноза». В немецкоговорящих странах, период наиболее интенсивных выступлений Хансена 1879-80 гг., был назван «фазой Хансена». Его работой интересовались: Берлин — Прейер и Эленберг, Вюрцбург — Ригер, Лейпциг — Мёбиус и Вундт, Вена — Крафт-Эбинг и Бенедикт.

Стараниями Хансена в 1879 году гипноз вызвал к себе интерес в Германии. Но самое замечательное событие произошло 5 января 1880 года в городе Бреславле, где, совершая турне по Европе, продемонстрировал гипнотические опыты Хансен. Он, как Донато, Лафонтен и др. на публичных сеансах вызывал гипнотический сон с помощью блестящего предмета, который, по его мнению, обвораживал и чаровал.

Профессору Гейденгайну очевидцы так описали, увиденное зрелище: «Хансен предлагает испытуемым пристально смотреть на граненный и сильно блестящий кусочек стекла, затем он делает несколько поглаживаний по лицу, не касаясь его, потом, слегка касаясь кожи, закрывает им глаза и поглаживает щеки и губы. После чего они теряют способность открыть глаза и рот. Еще несколько поглаживаний по лбу и гипнотизируемые впадают в состояние похожее на сон. В этом состоянии Хансен побуждает их принимать любые положения, совершать самые странные и бессмысленные действия. Так, одним он предлагает есть картофель, под видом груши, другим — ездить верхом на стуле, чтобы выиграть приз на скачках, третьим — брить щепкой четвертых и т. д. При этом загипнотизированные только и ждут мановения его руки, чтобы совершить очередное безумство».

Переезжая из города в город, из страны в страну Хансен неизменно потрясал горожан своими опытами. Всюду его выступления сопровождались хвалебными рецензиями и непременным интересом в научном мире. Кроме своей родной страны он побывал в Швеции, Дании, Финляндии, Германии, Австрии, Британии. Итак, объездив много стран, в 1881 году Хансен прибыл на гастроли в Новгород, где встретил решительный протест губернатора. «Ну нет так нет» — подумал Хансен и не мешкая перебрался в С.-Петербург.

Невропатолог и историк гипнотизма Вильгельм Вильгельмович Битнер пишет: «Представлениям Хансена, пользовавшимся громадным успехом, мы главным образом обязаны пробуждению внимания всего научного мира к гипнотизму». После его отъезда в моду вошли особые пуговицы-шарики из чёрного блестящего стекла, похожие на те, что он использовал для гипнотизации. Пуговица подвешивалась на ниточке перед глазами магнетизируемого, который должен был на них смотреть неотступно.

Демонстрация Хансеном гипнотических феноменов в России, дала изрядный толчок к изучению гипноза. Далее интерес подогрел Осип Ильич Фельдман, который своими демонстрациями в 1886 году наделал много шума в С.- Петербурге и Москве.

26 декабря 1889 года, сообщает редакция «Петербургский листок», на частном сеансе у г-на Давыдова, директора Петербургской консерватории, проходил сеанс Фельдмана. Присутствовало избранное общество интеллектуалов. Перед началом сеанса избранная комиссия, в лице гг. Михайловского, Глеба Успенского и Коронина, составила программу внушений субъектам, которых отобрал Фельдман. К услугам Фельдмана охотно предложили себя два молодых человека. Не прошло и пяти минут, как они подпали под его власть: "Вы г-н С., — обращается Фельдман к одному из загипнотизированных юношей, вы — Иоанн Грозный. К вам явится сейчас Васька Шибанов с письмом от Андрея Курбского. А вы, г-н Т. — Василий Шибанов. Вы должны вручить Иоанну то письмо, которое вам даст князь Курбский. Лицо Т. быстро меняется… Гипнотический спектакль продолжается…

Донато

Бельгиец Донато (настоящая фамилия A. E. d`Hont, 1845—1900), отслужив в армии, работал муниципальным рабочим, затем занялся журналистикой, писал новеллы и однажды, познакомившись с Пегасом, обратился к поэтическому творчеству. Карьера не задалась, и из поэта он переквалифицировался в магнетизера. Мало того, он сделался апостолом животного магнетизма. Донато — образованный человек, один из редакторов «Revue magnetique». На лекции, прочитанной на Бульваре Капуцинов в 1887 году, он признает терапевтическую пользу гипнотизма, но сам ограничивается скромной ролью пропагандиста, не претендуя на громкое звание целителя.

21 марта 1885 года газета «La Meuse» сообщила, что в бельгийском городе Льеже, гипнотизер Донато, через газеты громогласно обещал суггестировать множество людей и заставить их прийти к нему на квартиру, в дом Гартмана на улицу Пон-д`Иль. В назначенный час по меньшей мере пятитысячная толпа стояла в ожидании перед домом Гартмана, по всей улице Пон-д`Иль, на Театральной площади, во всех прилегающих к ней улицах и переулках. Неожиданно эта толпа увидела нескольких суггестированных (находящихся под воздействием внушения идеи или желания) студентов, бегущих, как потерянные, по направлению указанной улицы; вслед за ними спешили туда же: ученик консерватории, внезапно бросивший свою скрипку, мясник, оставивший своих удивленных покупателей, растрепанный парикмахер, а под конец один молодой человек, шагавший гигантскими шагами, с неподвижным взглядом, с судорожно сжатыми кулаками, в сопровождении испуганной матери, бежавшей вслед за сыном.

30 человек, в числе которых многие жили в 3-4 км от ул. Пон-д`Иль, были таким образом привлечены Донато. Напрасно старались удерживать их на пути некоторые лица из любопытствующей толпы; один молодой человек повалил двух взрослых мужчин, заграждавших ему дорогу. Газета с восторгом сообщает, что «теперь самые неверующие будут убеждены этим беспримерным доселе опытом, который составит эпоху в истории магнетизма, где наш соотечественник занимает такое видное место».

В другом печатном органе «Journal de Liege» от 23 марта сообщалось, что вчера в городе ни о чём другом не говорили, кроме как о Донато и его опытах. Было заранее оповещено, что ровно в 2 часа до 15 молодых людей, подвергшихся накануне гипнотизации нашим чудодеем, должны будут прийти к продавцу газет Д`Еру на улице Пон-д`Иль, взять у него какую-нибудь газету или брошюру, принять её за ноты, и отправиться с нею на площадь св. Павла, напевая в такт или танцуя. Задолго до назначенного часа густая толпа стояла в обоих избранных для опытов местах; 6 полицейских на ул. Пон-д`Иль и не менее 10 на площади св. Павла напрасно старались удерживать возбужденную толпу. Как только пробило 2 часа суггестированные субъекты, опрокидывая все и всех перед собой, что обеспечивало их нередко тумаком и даже сильным ударом со стороны зрителей, пробежали с блуждающим взглядом и тупым выражением лица к Д`Еру, взяли по журналу и отправились на площадь, напевая и танцуя.

Некоторые являлись из самых отдаленных пунктов, так один пришёл из Сен-Вальбюржа, не сойдя, а сбежав по крутому спуску Пьерезы. Другой весьма юный человек, решивший подвергнуться опытам втайне от родителей, внезапно вскочил из-за стола во время семейного обеда и отправился на зов суггестора, несмотря на усилия матери удержать его (бедную мать видели потом в городе огорченной, отыскивающей сына). Танцуя, жестикулируя и припевая на площади св. Павла, некоторые из загипнотизированных, особенно энергично выполнявшие внушенную Донато программу, несомненно, походили на сумасшедших. Как ни старались полицейские и праздная публика их удержать, они продолжали делать свое дело, пока Донато не внушил им успокоиться и прекратить. Донато прошёлся по всему городу в сопровождении этих, привороженных им людей, которые не могли отойти от него ни на шаг, и последовали бы за ним даже в реку, если бы он повел их туда. В целом Донато загипнотизировал в Льеже более 300 горожан. Revue Spirite от 1 мая 1885 выражает досаду, что недостаток места в их обозрении не позволяет воспроизвести все отзывы об этом событии, помещенные в «Eclair», «Wallon», «Foyer», «Justice» и многих других бельгийских газетах и журналах.

Ш. Рише

Одна из пациенток Шарля Рише, 43-летняя Аннета, высокая полная блондинка, с весьма определенными религиозными убеждениями была женой выдающегося негоцианта, матерью семейства. Они постоянно жили в провинции, чем и объясняется, что до опытов с ней, она ничего не слышала о сомнамбулическом поведении. Рише загипнотизировал А. и последовательно превращал её в девочку, молодого человека, старуху и т. д. В образе маленькой девочки она лепетала, картавила, бегала, шалила, требовала кукол и конфет. В сцене превращения её в 90-летнюю старуху, она плохо слышала, требовала нюхательного табаку, с трудом передвигалась, беспрестанно старчески кашляла и стонала: «Смотрите, — говорит она, — показывая свои руки — ничего не осталось больше… я очень устала и скоро покину вас совсем». Роль принцессы ей удалась лучше. Она величественно откидывает на диване свое платье, играет веером и жеманно разговаривает о дворе, маркизах и своих поместьях.

Когда он превратил её в крестьянку, она протирала глаза, потягивалась и говорила: «Который час? Четыре утра! Ну, тогда надо вставать!» Она терла глаза кулаками, сморкалась, плевала на пол, вставала и шла, волоча ноги, как будто на них сабо: «Ну, надо идти в хлев! Эй ты, рыжая, поворачивайся же!» Она делала вид, что доит корову: «Отстань, Жан! Ну же, говорят тебе, отстань! После, когда подою. Так я не закончу работу… Ну да, да! После…» Профессор Рише предполагает, что «в процессе превращения появляется не галлюцинирующий субъект, присутствующий в качестве зрителя перед развертывающимися образами, а актер, воображающий в припадке „безумия“, что пьеса, в которой он играет роль не фикция, а правда и что он телом и душой превращен в то лицо, роль которого исполняет». Превратив её в актрису, он заметил, что она без следа утратила крестьянскую грубость, вместо угловатых манер крестьянки, её фигура задышала игривостью, стала гибкой и грациозной, лицо осветилось милой улыбкой. Она обращалась к воображаемому собеседнику: «Вы видите эту юбку? Это мой директор приказал удлинить ее. Удивительно надоедливы эти господа директора. Я того мнения, что чем короче юбка, тем лучше. Они всегда у нас слишком длинны. Было бы достаточно фигового листа. Мой бог, этого довольно! Ты согласен мой друг, что нет надобности ни в чем другом, кроме фигового листа? Посмотри-ка на эту дылду Люси, есть ли у нее ноги? А? Скажи-ка, мой друг. — Она принимается хохотать животным смехом. — Ты очень робок с женщинами, ты глуп. Заходи ко мне как-нибудь. Знаешь, в три часа я каждый день дома. Я жду твоего визита, и чтобы ты мне чего-нибудь принес…»

Тем, кто не удивился фривольному поведению и скабрезностям актрисы, Рише напоминал, что загипнотизированная — почтенная женщина, уважаемая мать семейства, причем весьма религиозная особа.

Войдя в роль генерала, она меняет тембр голоса, её лицо приобретает суровый вид. Властным голосом она приказывает: «Передайте мою зрительную трубу… Хорошо! Хорошо! Где командир 1-го батальона зуавов? Вот там крумиры! Я вижу, как они вылезают из оврага… командир, возьмите-ка с собой роту и атакуйте этих людей. Захватите также полевую батарею… Хороши эти зуавы! Как они отлично вскарабкиваются… Ну! Что вам от меня угодно? Как, вы ждете распоряжений? — Говорит в сторону: — Это плохой офицер, он ни на что не способен. Эй, вы там, смотрите налево… Поезжайте скорее. — Про себя: — Вот этот лучше… но все еще мало обещает хорошего… не так, как следует. Ну, подайте, черт побери, мою лошадь, мою шпагу! — Как заправский военный, она закладывает шпагу в ножны. — Вперед! Ах, я ранен…». Шарль Рише перевоплощал её в архиепископа Парижа. В следующей сцене её фигура приняла чрезвычайно скорбный вид, голос стал певучим, мягким и вкрадчивым — в отличие от того грубого и резвого, которым она только что отдавала приказания. Говорит о себе: «Необходимо же мне, однако, докончить мое пасторское послание. — Она подпирает голову руками и размышляет. Пауза. — А, это вы, отец главный викарий, что вам угодно? Я выразил желание, чтобы меня не беспокоили… Да, сегодня первое января и надо идти в собор. Как вся эта толпа почтительна, не правда ли, отец викарий? Что бы ни говорили, а в народе все еще сохранилось много религиозного чувства. А, дитя! Пусть приблизится, я его благословлю. Хорошо, дитя мое. — Она протягивает ему воображаемое кольцо для поцелуя. Во время этой сцены она правой рукой налево и направо раздает благословения. — Теперь мне предстоит неприятная обязанность: я должен отправиться с поздравлениями к президенту республики. — Она совершает несколько кругов по залу и „добирается“ до резиденции президента. — Господин президент, я намереваюсь высказать вам все мои желания. Церковь надеется, что вы будете жить долгие годы; она знает, что ей нечего бояться, несмотря на жестокие нападки, пока во главе управления республикой стоит человек столь высокой чести. — Она умолкает и делает вид, что слушает внимательно. Затем говорит в сторону: — Ну конечно, пустые фразы, но что делать!… Помолимся!…» — Она опускается на колени.

Надо сказать, что старые магнетизеры, прибегавшие к демонстрациям животного магнетизма, выступали преимущественно со своими сомнамбулами. Например, в 1889 году в Париже демонстрировался аттракцион, когда сомнамбула Канивица клала голову в пасть льва. Это не относится к Донато и Хансену, которые работали в том числе и со зрителями. Донато, кроме демонстрации своей жены, сомнамбулы Люсиль, приезжая в какой-нибудь город, занимался гипнотизацией преимущественно мальчиков. Он побуждал их совершать поступки, которые бы вызывали удивление и смех.

ТЕАТР ГИПНОЗА

Искусство гипноза не одно столетие в основном представляло собой статические формы. Но вот во второй половине 20 в. на гипнотическом горизонте появилось новое имя — Михаил Шойфет, который перевернул устоявшийся подход. Долгое время он изобретал новые приемы, пока, наконец, в начале 1980 года, в Москве не придал древнему искусству театрализованно-музыкальую форму. Это была новая ступень достижения, он поднял гипнотическое искусство на качественно иной уровень… Произошло это не на пустом месте… Необходимо отдельно подчеркнуть, что отличительная особенность работы М. Шойфета на сцене - не отбор гипнабельных, как это делали все его предшественники, а гипнотизация всех без исключения желающих, число которых ограничивал только размер сцены. Чаще всего оно превышало 300 человек.

Сцена из театра гипноза Шойфета в д/к АЗЛК, 1985 г.

Сцена из спектакля театра гипноза Шойфета, 1988 г.

Сцена из театра гипноза Шойфета в Институте управления, Москва, 1987 г.

Сцена из спектакля театра гипноза Шойфета в г. Шауляй, 1988 г.

Сцена из театра гипноза Шойфета, д.к ГПЗ, 1988 г.

Сцена из театра гипноза Шойфета, г. Дубна, 1987 г.

Сцена из спектакля театра гипноза Шойфета, г. Вильнюс, 1988 г.

Сцена из спектакля театра гипноза Шойфета, д/к ГПЗ, 1986 г.

В 20-х годах ХХ столетия Роберт Уинтроп Уайт (White R. W, 17.10.1904, Бруклин — 06.02.2001, Уэстон, штат Массачусетс), психолог Гарвардского университета, разработал ролевую теорию, объясняющую гипноз принятием роли. Согласно этому представлению гипнотик, как актёр, удачно играет роль, которую от него ждет гипнотизер.

Теодор Сарбин в 1940 году написал работу о ролевых играх, основал теорию психодрамы, опробовал её в частном госпитале в Нью-Йорке. В 1950 году возвратился к гипотезе Вайта. Сарбин считает игру важным элементом в поведении загипнотизированного; игра является обычной формой его социально-психологического поведения, которая может реализоваться в гипнотическом состоянии

Как правильно замечает известный теоретик в области психологии гипноза профессор Э. Хилгард , термин «принятие роли» в трактовке Сарбина, подразумевает симулирование поведения в гипнозе, что означает вполне произвольное, волевое поведение в угоду гипнотизеру, в то время как надо иметь в виду бессознательное ролевое поведение, но не умышленный обман. Лишь в этом смысле можно назвать поведение гипнотика игрой.

В состоянии гипнотического сомнамбулизма теория игры с «попытками угодить гипнотизеру» не выдерживает критики, так как с этой точки зрения, невозможно понять, например, как при внушении состояния новорожденности у загипнотизированного появляются физиологические эффекты, не воспроизводимые вне гипноза.

П. Г. Бауэрс

Влияние гипноза на творческие возможности испытуемых впервые в мировой практике исследовалось американским психологом из Иллинойского университета Патрисией Грейг Бауэрс . Цель её работы состояла в экспериментальной проверке широко распространенной теории творческой деятельности, согласно которой развитие творческих возможностей индивида объясняется отсутствием у него защитных тенденций, включающих в себя тщательное избегание неприемлемых мыслей и чувств. Проявление же функции защиты у нетворческой личности выражается в привязанности к общепринятым, установленным нормам, категориям, положениям, ценностям. Рабочая гипотеза Бауэрс заключалась в том, что если указанная теория верна, то даже кратковременное освобождение испытуемых от действия «функций защиты» должно повысить уровень их творческих возможностей.

Четыре группы испытуемых выполняли специальные тесты при следующих различных условиях. 1. Испытуемые в обычном состоянии получали инструкцию, призванную снизить степень действия защитных установок. Их убеждали в том, что у них появилась возможность полностью раскрыть свою творческую одаренность в данной ситуации, что они способны к оригинальному видению окружающего мира, не связаны возможным критическим отношением окружающих и видят такие аспекты предложенной задачи, которых не замечали ранее. 2. Испытуемые в обычном состоянии получали инструкцию, прямо противоположную первой. 3. Испытуемые получали инструкцию, в которой им предлагалось быть предельно оригинальными, умными, быстрыми и гибкими при выполнении тестов. 4. Такая же инструкция давалась испытуемым, погруженным в гипноз.

Результаты экспериментов показали, что уровень творческих возможностей у испытуемых в гипнотической группе значительно возрос по сравнению с испытуемыми первых трех групп. Оказалось также, что вид инструкции, дававшейся испытуемым в обычном состоянии, значения не имел. Таким образом, экспериментально было доказано, что гипнотическое состояние может способствовать повышению уровня творческих возможностей человека. При этом создаваемая мотивация оказывается значительно более действенной, чем мотивация, формируемая в бодрствующем состоянии (Bowers, 1967).

На следующем этапе исследований Бауэрс провела аналогичный эксперимент с группой испытуемых, имитировавших состояние гипноза. Примечательно, что данные, полученные в этой группе, оказались близки к тем, которые были получены на испытуемых, действительно находившихся в гипнозе. По-видимому, имитация гипнотического состояния аутогенным образом также способствует более прочному закреплению активно формируемой мотивации.

Полученные результаты позволили Бауэрс сформулировать гипотезу, в основу которой был положен принцип: каждый человек может проявить более высокий уровень творческих способностей. Препятствиями на этом пути являются, как правило, неуверенность в своих силах, боязнь критики, отсутствие должной решительности. В результате этого человек чаще всего не берётся за решение многих проблем, которые потенциально являются для него вполне посильными и доступными .

В. Л. Райков

В СССР все началось с В. Л. Райкова, основоположника идеи активации творческих способностей в гипнозе и его работы. Он создал себе громкое имя благодаря экспериментам по развитию у испытуемых в гипнозе творческих способностей. Его испытуемые после нескольких сеансов гипноза начинали значительно лучше и содержательнее рисовать или играть на музыкальных инструментах. Но это удавалось только тогда, когда им внушался образ хорошо им знакомого выдающегося деятеля искусства: «Ты — Репин» или «Ты — Рахманинов», и дальше следовала инструкция: «Рисуй» или «Играй». Это не означало, что испытуемые начинали писать картины так же блестяще как Репин или играть как Рахманинов. Тем не менее отождествление себя с выдающимся художником намного улучшало мастерство испытуемого. Любопытен при этом уровень перевоплощения испытуемого.

Когда загипнотизированному внушили образ Репина и предложили ответить на вопросы, содержавшие предметы современного быта, отсутствовавшие во времена Репина, он не понимал значения таких вещей, как телевизор, телефон и др. Когда студенту внушили, что он англичанин, и заговорили с ним по-английски (разумеется, он немного знал язык), то на неожиданный вопрос: «Do you like пиво?» («Любишь ли ты пиво?») последовал ещё более неожиданный ответ; «What’s mean пиво?» («Что такое пиво?»), то есть степень отождествления себя с внушенным образом была так велика, что парень «забыл» значение русских слов. Когда одному испытуемому внушили, что он Поль Морфи — гениальный американский шахматист, — и предложили сыграть в шахматы, первой его реакцией было требование огромного гонорара — миллиона долларов. Ему вручили пачку чистой бумаги, объявив, что это и есть вожделенный миллион, и в этот момент на энцефалографе был зарегистрирован мощный всплеск электрической активности кожи, свидетельствующий о выраженной эмоциональной реакции.

Кстати, играл с этим испытуемым сам Михаил Таль, и он же сыграл с ним партию в его обычном состоянии вне гипноза. На фотографиях было видно, как уверенно держался во время игры испытуемый, пока считал себя Полем Морфи, для которого имя Таля ничего не значит, — и как робко вжался в стул тот же испытуемый вне гипноза, хорошо представляя себе, с кем он играет. Между прочим, Таль признал, что хотя «в образе» испытуемый играл, конечно же, не на уровне Морфи, но все же примерно на два разряда выше, чем без гипноза. Спустя несколько месяцев на вопрос журналиста, какая партия за последнее время запомнилась ему больше других, Таль ответил: «Встреча с Морфи» — и объяснил ошеломленному репортеру, что галлюцинаций у него ещё нет.

Итак, именно внушение образа высокоталантливой личности позволяет выявить в гипнозе уникальные возможности, о которых сам человек не догадывается. Разумеется, эти возможности именно выявляются, а не привносятся состоянием гипноза. То, что не содержится в опыте, приобретенном человеком на протяжении жизни, то, что не опирается на потенциальные ресурсы мозга (которые намного превосходят наши самые смелые мечты) — в гипнозе получить не удается. Переживание внушенного образа обладает огромной силой, по-видимому, потому что включает все потенциальные возможности образного мышления, которым в обычной жизни, кроме сновидений, мы в нашей культуре пользуемся очень мало.

Итак, В. Л. Райков исследовал активизирующую роль внушенного в сомнамбулической стадии гипноза образа высокоталантливой личности. И как оказалось, это не только устраняет защитные тенденции личности испытуемого, сковывающие её творческие возможности, но и перестраивает её мотивационную структуру, меняет установки и уровень притязаний. Внушение активного образа в гипнозе имеет следствием значительную активизацию творческих процессов, в том числе и вербального характера. При этом изменяется сам «стиль» мышления, появляется «новое видение» старых объектов. Изменение представлений испытуемого о своей личности приводит к актуализации иной стратегии мышления, к другому набору приемлемых и неприемлемых решений, к иной системе рассуждений.

О. К. Тихомиров

На психологическом факультете МГУ под руководством профессора О. К. Тихомирова проводились эксперименты с целью выявления уровня интеллектуальных способностей, находящихся в гипносомнамбулическом состоянии. В этих опытах была установлена быстрая обучаемость (по сравнению с контрольной группой), а также показана активная творческая деятельность в гипносомнамбулизме. Заметьте не пассивность, в которой испытуемый не способен к упорядоченным и оценочным действиям, долгое время приписываемая сомнамбулам, а творческая активность. В этих опытах принимал участие врач-гипнотерапевт В. Л. Райков.

Опыты О. К. Тихомирова иллюстрируют, что у сомнамбулы, спонтанно активируются интеллектуальные резервы: способность порождать необычные идеи, отклоняться от традиционных схем мышления, быстро решать проблемные ситуации. В психологии эти интеллектуальные способности выделены в особый тип и названы креативностью (от. лат. creatio — сотворение, создание).

Из проведенных О. К. Тихомировым экспериментов видно, каковы испытуемые в гипносомнамбулическом состоянии в сравнении с самими собой в бодрствовании и с контрольной группой. Одной группе, находящейся в гипносомнамбулизме, Тихомиров дал роли «выдающихся людей», а другой, контрольной, группе в обычном состоянии (это были профессиональные актёры) поручил играть роли «великих людей» — ученых и изобретателей. Результаты были следующие. Мы приведем их близко к тексту. В негипносомнамбулической серии испытуемый встречал задание с некоторой опаской, поскольку оно было совершенно новым и в обыденной жизни не приходилось придумывать нетрадиционные назначения привычным вещам. Обычно испытуемый начинал выполнение заданий словами: «Ну что же, давайте попробуем. Посмотрим, что у меня получится». И по ходу выполнения задания ждал оценки экспериментатора, спрашивая, правильно ли он поступает в каждом конкретном случае. Поведение испытуемого в образе «выдающегося человека» абсолютно менялось. Он чувствовал себя уверенно, смотрел на экспериментатора «свысока», говорил размеренно, степенно, с чувством собственного достоинства. После прослушивания инструкции говорил примерно следующее: «Я начинаю. Пишите!».

Второе отличие поведения испытуемых от актёров О. К. Тихомиров называет наиболее важным. Оно заключается в постсомнамбулической реакции испытуемых в связи с выполнением заданий творческого характера. У всех испытуемых постсомнамбулическая инерция была демонстративно выраженной. Все чувствовали после сеансов подъем психической активности, которая носила следы отображенной работы с заданиями. Например, один из испытуемых написал дома поэму на тему теста общности между паровозом и пароходом. Испытуемый Л. Г. после двух сеансов с творческими заданиями, в которых он принимал участие, сообщил, что он «совершенно переродился и стал иначе воспринимать мир, более ярко и полнокровно». Настроение было все время приподнятое, хотелось работать, мыслить, созидать. Он, никогда не занимавшийся литературой, за три дня написал целое сочинение, которое с удовольствием читал друзьям и родным. О. К. Тихомиров говорит, что испытуемая А. Ш., научный сотрудник одного из исследовательских институтов, после участия в опытах, также сообщала о хорошем самочувствии и приливе энергии, улучшении трудоспособности. Испытуемый Л. в течение нескольких дней чувствовал, что «как бы мимо воли видит связь и закономерность в развитии вещей и отдельных предметов». Общее состояние «отличное, хочу много работать, много делаю, много успеваю. Начал писать рассказы. Любопытно, что герои зачинаются и встают из головы, как Афина-Паллада из головы Зевса — ну прямо музыкальная картина „Рассвет над Москвой-рекой“. Войска мои сейчас на голову выше меня, и когда они идут в атаку, передо мной одна задача — физически выстоять. Когда я ночью, в темноте, бегаю записывать приходящие фразы, сын сочувственно спрашивает: „Рассказы напали?“ Они, действительно, нападают, как запой или счастливая любовь — и ставят меня в приятное положение человека, который ни ответственности за свою продукцию не несет, ни похвалы не заслуживает, если она качественная. Моя награда в другом — в блаженствах, которыми сопровождается производственный процесс. Царство Божие, действительно, внутри нас — где-то в середине головы, в районе темечка. Но хоть я и рекламирую подсознание, должен предупредить, что это хозяин жесткий — он живёт, где не сеял и собирает, где не рассыпал. За неповиновение он грызет, как нечистая совесть и насылает болезнь, похожую на несчастную любовь. Зато платит удивительно щедро, так что стоит поступать к нему в рабство и падать на лицо при малейших признаках его гнева»

Театр гипноза М. С. Шойфета

Шойфет

Михаил Шойфет

Сцена из спектакля театра гипноза Шойфета в д/к АЗЛК, 1989 г.

Сцена из спектакля театра гипноза Шойфета в д/к МАИ 1989 г.

Сцена из спектакля театра гипноза Шойфета в г. Шауляе, 1988 г.

Сцена из спектакля театра гипноза Шойфета в г. Шауляе, 1988 г.

Сцена из спектакля Шойфета в г. Дубна, 1987 г.

Сцена из спектакля театра гипноза Шойфета в д/к АЗЛК, 1985 г.

Сцена из спектакля театра гипноза Шойфета в г. Дубна, 1987 г.

Сцена гипнотизации Шойфетом, 1986 г.

Ленинградский профессор Семён Осипович Грузенберг занимался преимущественно теоретическими вопросами философии и психологии гения. В частности, в своём двухтомнике «Психология творчества», 1923 г. и «Гений и творчество», 1924 г. Грузенберг описывал «творчество как сомнамбулизм».

Известный американский психолог и педагог Гарольд Рааг, обобщив мировые работы по исследованию творчества, пришёл к выводу о существовании тесной связи между гипносомнамбулизмом и творчеством.

Профессор психологии Сэйбрукского университета в Сан-Франциско Стэнли Криппнер рассматривает гипносомнамбулическое состояние как продуктивное, способное стимулировать творческие процессы. По его мнению, у сомнамбул активизирующий творческий фактор носит «предсловесный», подсознательный характер и так интенсивно фокусирует сознание, что оно начинает воспринимать подпороговые стимулы и таким образом становится более продуктивным.

Основываясь на исследованиях П. Г. Бауэрс, В. Е. Райкова и О. К. Тихомирова — М. С. Шойфет создал музыкально-драматический театр, где люди мало что умеющие в обычном состоянии, в гипнозе освобождаясь от «психофизических заклепок», преображались до неузнаваемости: они пели, танцевали, рисовали, говорили на иностранных языках, играли на инструментах, сочиняли стихи и музыку, и делали это лучше, чем в бодрствовании. Впоследствии у некоторых из них возникала необоримая потребность сочинять стихи, создавать, конструировать нечто новое.

Бросалось в глаза, что участники театра гипноза становились раскованными и остроумными. Создавалось впечатление, что они, как бы вырвались из под гнета прошлого и будущего, и переживают общий более оптимистический настрой. К тому же, у них разительно менялась манера мыслить: идеи носили дерзкий, парадоксальный характер. Отвечая на вопросы из зала, они, находясь в образе известного государственного деятеля или представителя шоу бизнеса, блистали красноречием.

Объясняя феномен вдохновения, знаменитый психолог Т. Рибо использовал аналогию с искусственным сомнамбулизмом. Он говорил, что вдохновение лишь наименьшая степень последнего, или сомнамбулизм в бодрствующем состоянии. Высокая интенсивность вдохновения и воодушевления достигается в гипносомнамбулизме. Гипносомнамбулизм провоцирует лучезарное вдохновение, эмоциональный подъем. Его можно сравнить с шестибалльным штормом.

Состояние «актеров» театра гипноза отличается от бодрствования наличием гипервозможностей: яркими зрительными образами и повышенной способностью к припоминанию, фантазированию и чувствованию. Благодаря игре воображения и фантазии они оказываются в состоянии расчленить и по-новому соединить приобретенные и известные ранее данные. Кроме того, осваивая методику саморегуляции, «актеры» учились управлять своими эмоциями, избавлялись от различных дисфункций в организме и т. д.

Существует мнение, что эволюция приведет к тому, что выжить смогут лишь творческие личности. Как говорил Морено: «Творчество — это спящая красавица, которая для того, чтобы проснуться, нуждается в катализаторе» Как мы видели таким катализатором творчества может стать гипносомнамбулизм. Гипносомнамбулизм — это ключ к творчеству, он стимулирует блокированное здравым смыслом воображение, которое, как долго молчавший гейзер, прорывается сквозь застой ума. Применение гипносуггестии в театрально-сценической деятельности может стать важным средством управления процессом перевоплощения, овладения необходимыми эмоциями и артистическим вдохновением. Безусловно, вызывать вдохновение по заказу требуется не только театральным артистам, оно необходимо художникам, писателям, композиторам и другим служителям муз.

Оценка деятельности

Театр психологической помощи или театр гипноза Михаила Шойфета. Часть 1. Цель - научить погружаться в творческое состояние, осуществлять саморегуляцию

"Театр гипноза" Михаила Шойфета Российское телевидение, творческое объединение «Артель»", 1992 год.Часть 1. Участники "Театра" учатся погружению в особое состояние, где возможно осуществить саморегуляцию

«Актеры» в театре Шойфета переживают совершенно новое для них состояние - состояние нирваны, блаженства, полного духовного и физического раскрепощения. При этом они после внушения Шойфета могут такое, что раньше было просто не под силу. Я видел, как парень поет на чистейшем итальянском, хотя до этого его не изучал, девушка тут же сочиняет песню (с музыкой и стихами) и исполняет её, третий участник театра, уже вышедший из гипноза, последовательно переживает целый спектр эмоций: нажал на один палец - засмеялся, на другой - загрустил, на третий - склонило ко сну, на четвёртый - испытал чувство голода, на пятый - блаженство... (Вечерняя Москва, 15.12.1990 г.).

«… Выстроившись на сцене, триста „актеров“ и „актрис“ тотчас же успокаивались: они готовились… к перевоплощению. Артисту Московской областной филармонии Михаилу Шойфету оставалось „лишь“ обойти свою „труппу“, едва прикасаясь пальцами ко лбу каждого… И на сцене рождался… театр. Театр экспромта, импровизации. Театр, в котором каждый день — премьера. Театр, аналогов которому ещё нет в мире…» (Московский Комсомолец 14.04.89 г.).

Профессор В.Е. Рожнов справедливо спрашивает: «Разве не имеем мы права предположить, что гипноз многогранно и разносторонне, как никакое другое психическое состояние человека, раскрывающее его скрытые ресурсы, и есть прообраз психического функционирования человека будущего - своеобразная модель его неограниченного могущества, подчиняющего себе не только окружающий мир, но и самого себя, и тем самым разрешающего неразрешимые проблемы, над которыми бьется человечество всю свою мятущуюся историю?!».