Циклопедия скорбит по жертвам террористического акта в Крокус-Сити (Красногорск, МО)

Софья Кох

Материал из Циклопедии
Перейти к навигации Перейти к поиску
Фрагмент картины Г.Чернецова

Софья Кох — балерина, одна из блистательных красавиц Петербурга первой половины XIX столетия, ученица балетных классов при Петербургской императорской труппе, оказавшаяся в центре скандала с похищением летом 1835 года.

Ученица императорского училища[править]

Даты жизни Софьи Кох не выяснены, но происходила она из бедной семьи — по тому времени в богатых семьях девочек не отдавали в «актёрки»; в театральное училище при императорских театрах принимали отпрысков из бедных семей, там они, хоть и не получали широкого и глубокого образования (правда, время от времени, то ли по недосмотру, то ли еще как — на службу туда поступали и знающие преподаватели по общим предметам), жили на полном пансионе за счет императорской казны, а позже поступали на службу в императорские театры.

Досконально известно о Софье Кох, что она была поразительно красива, выделяясь даже на фоне других красавиц — учениц балетных классов[1][2]. Это и привлекало к ней повышенное внимание. Иными словами, счастье оборачивалось несчастьем. Еще будучи ученицей выпускного класса в мае 1835 года Софья Кох вышла на сцену в небольшой партии балета «Сильфида»[1] — тогда этот балет, созданный Филиппо Тальони в 1832 году для его дочери Марии в Парижской Опере, был впервые перенесен в Россию балетмейстером Антуаном Титюсом, в главной партии выступила Луиза Круазет[3]. Небольшие партии сильфид-подруг исполняли ученицы выпускного класса, одна из них была Софья Кох. Появление такой красавицы не могло пройти мимо молодого поколения аристократических зрителей. На свою беду, она удостоилась и самого высокого внимания Российской империи — Николая I.

Еще одна немаловажная деталь биографии этой начинающей танцовщицы — она оказалась в числе изображенных на картине Григория Чернецова «Парад по случаю окончания военных действий в Царстве Польском 6 октября 1831 года на Царицыном лугу в Петербурге» — эта картина, долженствующая внести свой верноподданнический голос в общее славословие николаевской эпохи и созданная по приказу императора Николая I, включала портреты самых выдающихся деятелей эпохи: среди 223 портретов (сам император, его семья, члены прославленных семей Голицыных, Трубецких, В. А. Жуковский, А. С. Пушкин, Денис Давыдов, Карл Брюллов, известные литераторы, художники, скульпторы, артисты) нашлось место и для ученицы императорского театрального училища Софьи Кох, еще не сделавшей балетной карьеры (Софья Кох изображена под номером 218 — чтобы не запутаться, художник присвоил каждому портрету определенный номер; см. ст. Парад по случаю окончания военных действий в Царстве Польском 6 октября 1831 года на Царицыном лугу в Петербурге/Список изображений). Не по приказу ли всесильного заказчика попала будущая балерина на картину — ведь Г. Чернецов работал над своим произведением долго, в течение нескольких лет: 1832—1837 гг. Иными словами, картина была начата еще до побега красавицы.

Социальные аспекты времени[править]

Тут необходимо уделить некоторое внимание эпохе и нравам времени. После восстания декабристов в декабре 1825 года, огорошившего не готового к власти нового императора Николая I, в стране на долгое время воцаряются жестокие порядки: беспощадная цензура, чинопочитание, в 1826 году создается Третье отделение жандармерии под начальством графа А. Х. Бенкендорфа, призванное бороться со всяким инакомыслием в границах Российской империи. Всё это сопутствовало деградации общества и деморализации.

Пушкинский призыв «Мой друг, отчизне посвятим Души прекрасные порывы!», провозглашенный им в 1818 году в стихотворении «К Чаадаеву»[4], резко отошел, сменившись совсем иными, противоположными по смыслу. Посвящать что бы то ни было отчизне стало значить лояльность власти и исполнение бездарных приказов об уничтожении всего новаторского и яркого, а «души прекрасные порывы» — душились в прямом смысле этого слова. Поэт нового поколения, Михаил Юрьевич Лермонтов, с болью сознавал это общественное разложение: «Печально я гляжу на наше поколенье… (1838)» (Печально я гляжу на наше поколенье! / Его грядущее — иль пусто, иль темно, / Меж тем, под бременем познанья и сомненья, / В бездействии состарится оно[5]), а его «Пророк» явился олицетворением безнравственности времени:

…Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья. …
Михаил Лермонтов. Пророк (1841)[6]

Молодые люди были обречены на скучную царедворскую карьеру, не позволяющую никаких отклонений. Их дела и развлечения из «высоких порывов» скатывались в низменные: жестокость, пьянство, загулы, бесчестье, похабность, разнузданность, растление.

Театральные нравы[править]

На фоне такой всеобщей социальной деградации в это время в среде русской аристократии сложилась особая мода на балет. Императорская казна не скупилась на приглашение иноземных балетмейстеров и танцовщиков, а аристократы-зрители хорошо знали всех молоденьких красавиц сцены. Волочиться за ними, даже брать в содержанки — считалось хорошим тоном. Да и девиц к этой мысли приучали еще в годы учебы — с самого начала они были поставлены в такое положение, что особого выбора не имели. Да и как иначе: кто они в социальном смысле по сравнению с отпрысками аристократических семей, сановниками и чиновниками; да сам император был не чужд любовных утех с прелестницами балета! Ольга Ковалик в своей книге «Повседневная жизнь балерин русского императорского театра» (издательство «Молодая гвардия», серия «Живая история. Повседневная жизнь человечества», 2011) дает состав учащихся этого времени: «В XIX столетии девочек из артистических семей было принято 132, из мещан — 106, чиновного сословия — 82, рабоче-крестьянских — 55, незаконнорожденных и вовсе без происхождения — 301. Из всех этих нимф связали себя „артистическим“ браком 129 девиц, обвенчались с купцами и чиновниками — 26, с разными лицами — 306, с высшей аристократией — 19, на содержании состояли 34 красавицы, в официальном безбрачии пребывали 343 артистки»[2]. «Гаремные порядки» весьма поощрялись директором Императорских театров Александром Михайловичем Гедеоновым (1791—1867)[1], его годы правления (1833—1858) как раз совпали с похищением красавицы Софьи Кох, произошедшим летом 1835 года.

Похищение и разразившийся скандал[править]

Софья Кох к этому моменту уже имела молодого возлюбленного, им был корнет князь Александр Егорович Вяземский[2]. Но разразилась беда: красавица была увидена императором Николаем I. Его расположением уже пользовались некоторые балерины, и он готов был распространить его и дальше. Но судя по всему, скромность не позволила девице Кох воспользоваться столь щедрой императорской добродетелью. Так у молодых людей возникла идея побега. Юный князь, воспитанный в богатстве и роскошестве, вряд ли стремился к благородству, скорее всего, он видел в этой проделке лишь развлечение. Но как бы то ни было, побег юной балерины был осуществлен.

Сначала, как водится, до мелочей продумали план. На помощь молодому легкомысленному князю пришел его товарищ по службе в лейб-гвардии Гусарском полку Васильев[2], убедивший принять участие в афере мать Софьи Феодору Ивановну: он легко объяснил той, что дочери так или иначе придется становиться содержанкой — другого пути у воспитанниц театрального училища нет, к тому же подкрепил свои слова большим убедительным фактором в размере девяти тысяч рублей[2]. Добрая заботливая мамаша тут же согласилась с таким основательным аргументом. Феодора Ивановна как мать ученицы имела право заходить в училище навещать дочь. Но в один из дней лета 1835 года она пришла, надев под свое платье еще одно и принеся с собой вуаль. А Софья в тот же самый вечер так мучилась от головной боли, что, отказавшись от ужина, осталась одна в дортуаре, где и ожидала свою мать. Феодора Ивановна пришла навестить дочь одна, а вышла вместе с какой-то другой дамой, прикрывавшей лицо вуалью — на что никто не обратил внимания. Но на исчезновение ученицы внимание было обращено уже скоро — ученица-то была из попавших в поле высокопоставленного императорского зрения.

Разразился огромный скандал. В нем были замешены и театральная дирекция, и полиция, и весь царский двор. Все пребывали в поиске ученицы императорского театрального училища. Сам Николай Павлович был в бешенстве и требовал тщательного расследования инцидента. В результате бюрократическая машина закрутилась-завертелась, остальные дела были пущены побоку, нужно было срочно искать и строго наказать виновных. Весь Петербург был взбудоражен этим событием. Народный юмор не замедлил себя проявить в частушках:

Мне рассказывал квартальный,
Как из школы театральной
Убежала Кох.
В это время без Кохицы
Все за ужином девицы
Кушали горох.[1]

Ходили слухи, что автором куплетов был водевилист П. С. Федоров; об этом писала в книге своих воспоминаний Авдотья Яковлевна Панаева: «П. С. Федоров, водевилист, до похищения Кох был незначительным чиновником при театре. Он сочинил юмористические куплеты, положил их на музыку и пел у нас. После каждого куплета повторялось: „Ох, убежала Кох“. Он так ловко подстроил, что начальство не подозревало, что он сочинитель этих куплетов, а приписывало их одному театралу. В этих куплетах упоминалось все театральное начальство»[7].

Песенка имела значительный успех и считалась народной.

Такой огласки юный князь Вяземский не ожидал и испугался не на шутку. Он, изначально не собираясь оказывать какую-либо заботу девушке, готов был немедленно возвратить ее обратно, но друг Васильев объяснил всю глупость такого поступка, который лишит его дальнейшей карьеры да еще ударит по всем участникам. Испуганный Александр Егорович Вяземский нашел возможность переправить Софью в Данию. Та, оказавшись в Копенгагене и не имея никаких средств к существованию, поступила танцовщицей в Датский королевский балет[1][2].

Но Вяземского и Васильева уже ничто не могло спасти. Их нашли очень быстро.

Модная песенка немедленно получила окончание:

Но все сколько ни гадали,
От прислуг одно узнали
Под конец угроз —
То же, что сказал квартальный,
Кох из школы Театральной
Вяземский увез[8].
Акварель М. Ю. Лермонтова «Бивуак лейб-гвардии Гусарского полка под Красным Селом». 1835

Наказание не заставило себя ждать. Верный друг и подельник Васильев был откомандирован на Кавказ, где в скором времени погиб.

А самого Вяземского за его затею надолго отправили на гауптвахту, после чего через некоторое время перевели в армию без повышения в чине. Он тоже служил на Кавказе, куда отправляли на борьбу с горцами всех ослушников. В мужской компании ему не раз приходилось вспоминать об этом, ставшем для него роковым приключении. Там же, на Кавказе, князь Вяземский познакомился с Михаилом Юрьевичем Лермонтовым, который запечатлел этого героя скандальной истории в своей акварели «Бивуак лейб-гвардии Гусарского полка под Красным Селом» с пояснением: «Корнет князь Александр Егорович Вяземский, рассказывающий полковнику князю Дмитрию Алексеевичу Щербатову о похищении из императорского Театрального училища воспитанницы, танцовщицы, девицы Кох».

Конец истории с похищением[править]

6 декабря 1840 года в Зимнем дворце состоялось обручение наследника цесаревича великого князя Александра Николаевича с принцессой Баварской. По этому поводу был обнародован указ, согласно которому объявлялась амнистия «многим не столь тяжким преступникам». В частности, не позднее чем через год предлагалось добровольно вернуться на родину тем, кто к тому времени оказался за границей.

Софья Кох вернулась весной 1841 года[1]. Вернулась и в Россию, и в императорскую труппу. Довелось ли ей выходить на сцену с исполнением каких-либо партий — об этом источники молчат: ни в балетных энциклопедиях, ни в словарях ее имя не упоминается.

В феврале 1843 года Софья Кох подала на имя директора Императорских театров прошение об увольнении. Прошение было удовлетворено[1].

Больше ничего о ней неизвестно.

Источники[править]