Циклопедия скорбит по жертвам террористического акта в Крокус-Сити (Красногорск, МО)

Гамлет (спектакль, 1932)

Материал из Циклопедии
(перенаправлено с «Гамлет (спектакль Акимова)»)
Перейти к навигации Перейти к поиску
Сцена из спектакля «Гамлет» в театре им. Вахтангова, 1932

«Гамлет» — спектакль, поставленный в московском театре им. Евг. Вахтангова режиссером Н. П. Акимовым в 1932 году.

Автор идеи, режиссер и художник: Николай Акимов; ответственный режиссер — Борис Захава; композитор — Дмитрий Шостакович.

Театральная жизнь[править]

Начало ХХ века в России — это каскад революций. Причем не только социальных. Вся насквозь прогнившая система не выдержала и взбунтовалась. Нестабильность продолжалась несколько лет, окончившись грандиозной грозой — Октябрьским переворотом.

Устои менялись во всем — как в социальной жизни, так и в сфере культуры, что, в первую очередь, касалось литературы и театра (кинематограф только зарождался, и об изменениях в нем не могло быть и речи, поскольку не было устоявшихся традиций — нечего было менять).

Театральная жизнь России в первые годы ХХ века, что называется, била ключом, а Октябрьская революция была встречена поначалу радостно — как избавление от старого. Огромное количество театральных экспериментальных студий заполонило страну — тут и балетные труппы, и пластические, и драматические, и вокальные… МХТ Станиславского, «Кривое зеркало» А. Р. Кугеля, театр Мейерхольда, Мастерская Фореггера («МастФор»), балетная студия Голейзовского, хореографические реформы Фокина, группы «Голубая блуза», труппа ФЭКС (Фабрика эксцентрического актёра) и еще много-много других. Всё это, вкупе с НЭПом и его свободой, перемешивалось, путалось, люди одновременно участвовали в нескольких компаниях, все спорили, объединялись, разъединялись, устраивали общественные дискуссии и диспуты — словом, жизнь била ключом. И производила непорядок.

Анатолий Горюнов — Гамлет («Гамлет» в театре Вахтангова, 1932)
Рубен Симонов — Клавдий («Гамлет» в театре Вахтангова, 1932)
Анна Орочко — Гертруда («Гамлет» в театре Вахтангова, 1932)
Гертруда. Рисунок Н.Акимова («Гамлет» в театре Вахтангова, 1932)
Офелия — Валентина Вагрина («Гамлет» в театре Вахтангова, 1932)
Лаэрт — Леонид Шихматов («Гамлет» в театре Вахтангова, 1932)
Полоний — Борис Щукин («Гамлет» в театре Вахтангова, 1932)
Горацио — Александр Козловский («Гамлет» в театре Вахтангова, 1932)
Розенкранц и Гильденстерн («Гамлет» в театре Вахтангова, 1932)

А в стране начинал вводиться порядок.

Постановлением ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 года «О перестройке литературно-художественных организаций» были ликвидированы многочисленные группы, школы и объединения во всех видах искусства. К этому времени уже был введен в обиход термин «социалистический реализм»[1].

А государственной кампании против «формализма» еще не было[1]. Она впереди. И именно этот спектакль положил ей начало.

Пьеса «Гамлет»[править]

Пьеса Шеспира «Гамлет» была сочинена в 17 веке и до сих является одной из вершин мировой драматургии.

Главная интрига разворачивается между принцем Датским Гамлетом и его отчимом-дядей узурпатором Клавдием, который, убив брата-короля, занял престол, женившись на вдове своего брата. О совершенном злодеянии Гамлету сообщает дух его убитого отца. Гамлет не знает, как доказать, что Клавдий — убийца. А в процессе собирания улик погибают все действующие лица.

Эта трагедия о принце Датском обошла все театральные подмостки мира, стала не просто классикой, а классикой канонической. Неоднократно ставилась трагедия и в России.

Однако Николай Павлович Акимов, вдохновленный революционной свободой творчества, создал свою уникальную разработку давно известной пьесы.

Версия Акимова[править]

Выдающаяся шекспировская трагедия в версии Н. Акимова преобразилась в памфлет. Сюжет в этой версии сводился к борьбе за власть — в данном случае, за датский престол. Революционным новшеством стал полный разворот от мистического содержания шекспировской трагедии. Антиклирикальная страна, объявившая войну всему божественному и мистическому, породила и иные изменения в прочтении пьесы. Мистическая сцена, когда дух отца приходит к Гамлету и рассказывает о злодеянии — своем убийстве, ушла из версии Акимова[2]. Эта сцена стала игрой: Гамлет сам высмеивал ее, проговаривая «загробным голосом» текст духа отца. Игрой стало и всё остальное в пьесе.

Трагедия превратилась в комедию, но комедию жесткую, умную, бичующую, острую, сатирическую, эксцентричную, буффонадную.

Художником спектакля стал сам же Николай Акимов, для которого этот спектакль был режиссерским дебютом.

Попытки переделать «Гамлета» на свой современный лад уже были и до того. Неожиданного «Гамлета» поставил Михаил Чехов, сам же исполнив главную роль принца Датского — его Гамлет попадал в Чистилище, где действовали мертвецы, и композитор Д. Шостакович по этому поводу сказал (из воспоминаний Дмитрия Шостаковича, записанных Соломоном Волковым): «Публика выходила после этого странного „Гамлета“ с чувством, что только что вернулась с того света»[3]. Свою версию пробовал создать еще 1920-х годах Мейерхольд[4]. Композитор Д. Шостакович вспоминал (из воспоминаний Дмитрия Шостаковича, записанных Соломоном Волковым): «Еще он [Мейерхольд — Лаврентьечка] предлагал мне написать оперу по „Гамлету“, которую тоже хотел бы поставить. Печально. Хотя могу вообразить, как бы нам досталось за этого „Гамлета“, потому что как идеи Мейерхольда были настолько „неправильны“, насколько это вообще было возможно быть в те времена. Нас бы наверняка обвинили в формализме»[3].

Вполне возможно, что Акимов использовал идею Мейерхольда по своему разумению, а заодно выступил против версии Михаила Чехова, которая ему активно не нравилась[3]. Николай Акимов нашел свой вариант пьесы, пересмотрев все характеры трагедии: каждый шекспировский персонаж был им выпестован и получил свою уникальность. При этом и речь действующих лиц, и их характерные черты были сохранены — шекспировские. Но в шутовском пародийном ключе они приобрели совершенно иной оттенок. Правда, полностью без изменений текста не обошлось: Акимов заказал тексты нескольких сцен мастерам сатирических обозрений Н. Эрдману и В. Массу, а сильно укороченные монологи принца превратил в насыщенные действием сцены[4].

Гамлет и Клавдий в спектакле Вахтанговского театра оказывались ровесниками.

Гамлет (актер Анатолий Горюнов) был маленьким толстячком, носил шкиперскую бородку и курил трубку. В сцене безумия появлялся с кастрюлей на голове, морковкой в руке и «хитреньких поросенком» на привязи[5].

Клавдий (Рубен Симонов) в противовес Гамлету оказывался худеньким и тщедушным[5]. Симонов показал ничтожного пройдоху, готового на все ради власти, но действуюшего не открыто, а трусливо, интригами.

Гертруда в акимовском спектакле годилась Клавдию в матери.

Офелия (эту роль исполняла признанная самой красивой актрисой труппы Валентина Вагрина) представала шпионкой и любовницей короля. При этом она создавала определенный облик времени — типичную НЭПмановскую барышню, которая, опьянев на балу, пела веселую песенку с весьма фривольным текстом, в стиле немецких шансонеток начала ХХ столетия, под ярый аккомпанемент джаза[6].

Горацио представлял собой образ «вечного студента»-неудачника. Он внешне напоминал карикатурного Эразма Роттердамского.

Музыкальная часть[править]

Музыку к спектаклю сочинил композитор Дмитрий Шостакович[7].

Спектакль наотмашь бичевал тех, кто пришел делать новую «советскую» культуру. Бичевал ярко, феерично. Среди прочего досталось и модному композитору «пролетарского» направления Александру Давиденко. Сегодня мало кто знает о таком, а в конце 1920-х — 1930-х годов это был один из самых модных и верных правительству музыкантов. Песня Александра Давиденко «Нас побить, побить хотели» стала одним из самых модных хитов в начале 1930-х. Эта песня на слова Демьяна Бедного посвящена событям 1929 г., когда произошел захват Китайско-Восточной железной дороги войсками Чжана Сюэляна, а Красная армия разгромила противника[8][9]. Песня проста и полна безыскусного патриотизма. Рассказывает она про то, как «нас», то есть советские вооруженные силы, хотели победить враги и как им это не удалось. Песня вызвала ряд пародий, среди которых сочиненные Яковом Ядовым[10] и Ильей Ильфом[11] (подробнее см.ст. Александр Александрович Давиденко). Но то были поэты, и они более высмеивали стихи Демьяна Бедного. А вот музыкальную пародию создал Дмитрий Шостакович как раз в этом спектакле. По поводу пародии на надоевшую песню музыкант театрального оркестра Юрий Елагин в своей мемуарной книге «Укрощение искусств» писал:

Интересно, что в известной сцене с флейтой, Шостакович зло высмеял и советскую власть, и группу пролетарских композиторов, которые как раз в то время были на вершине своего могущества и причиняли немалое зло русской музыке и русским музыкантам. В этой сцене Гамлет прикладывал флейту к нижней части своей спины, а пикколо в оркестре с аккомпанементом контрабаса и барабана фальшиво и пронзительно играло известную советскую песню: «Нас побить, побить хотели…», сочинения композитора Давиденко, лидера группы пролетарских музыкантов, песню, написанную по случаю победы советских войск над китайцами в 1929 году[6].

Премьера[править]

Премьера состоялась 19 мая 1932 года.

Режиссер и художник: Николай Акимов; ответственный режиссер — Борис Захава; композитор — Дмитрий Шостакович.

Исполнители: Гамлет — Анатолий Горюнов, Клавдий — Рубен Симонов, Гертруда — Анна Орочко, Офелия — Валентина Вагрина, Лаэрт — Леонид Шихматов, Полоний — Борис Щукин, Розенкранц — Иосиф Рапопорт (второй состав: Александр Граве), Фортинбрас — Владимир Москвин, Горацио — Александр Козловский, Гильденстерн — Константин Миронов, Священник — Николай Бубнов, Марцелл — Александр Хмара, Бернардо — Михаил Державин, Франциско — Николай Смирнов, Актёр-Король — Николай Яновский, Актёр-Королева — Андрей Тутышкин, Актёр-Луциан — Дмитрий Журавлёв, Администратор бродячей труппы — Иван Каширин, 1-й могильщик — Владимир Балихин, 2-й могильщик — Освальд Глазунов, Капитан Фортинбраса — Виктор Эйхов, Английский посол — Борис Королёв, Вольтиманд — Борис Лебедев, Пират — Владимир Москвин[1].

Фотографии спектакля[править]

Сцены из спектакля и эскизы (для увеличения кликнуть на изображение):

Театральная критика[править]

Представление Вахтанговского театра вызвало не просто множество отзывов театральной критики — это был шквал, поток мнений, порой весьма изощренных[12]. Были даже рецензии в зарубежной прессе.

О Гамлете:

  • «Горюнов играет толстого веселого человечка с кривыми ногами, как будто сошедшего с картин голландского художника Питера Брейгеля»[5]. И. Березарк, Авантюрист и гуманист. «Гамлет» в театре им. Вахтангова. («Рабис», М 16, 1932 г.)[12]
  • «…некий плотный животно-темпераментный полнокровно-сангвинистический, очень земной и тяжеловесный „молодой человек“ неизвестного столетия»[5]. А. Пиотровский, «Гамлет» без философии («Красная газета», веч. вып., 31 мая 1933 г.)
  • «Он весь земной, полнокровный, натурально существующий, а не эфемерное меланхолическое создание. Сама эпоха восстановлена во всей примитивной грубости, сочности, фривольности своих нравов»[5]. О. Литовский. Гамлет без гамлетизма. Шекспир в театре им. Вахтангова («Вечерняя Москва», 23 мая 1932 г.); О. Литовский, «Гамлет» или «Борьба за престол» («Советское искусство», 27 мая 1932 г.)[12]
  • Критик Борис Алперс негодовал: «…на зрителя смотрело не мужественное строгое лицо Гамлета, но ухмыляющаяся физиономия всемирного пошляка и мещанина»[4].

О Клавдии:

  • «Симонов нашел тончайшие оттенки, начиная от внешности и кончая интонациями, для изображения ничтожного короля. Легкомыслие, трусость, фатовство тонко переплетаются в созданном образе с королевским величием и царственной фанаберией»[5]. О. Литовский. Гамлет без гамлетизма. Шекспир в театре им. Вахтангова («Вечерняя Москва», 23 мая 1932 г.); О. Литовский, «Гамлет» или «Борьба за престол» («Советское искусство», 27 мая 1932 г.)[12]
  • «Виртуозен Симонов (король), но ведь на его исполнении лежит печать той пенящейся легкой театральности, которая идет отнюдь не от Шекспира, а, наоборот, от „Принцессы Турандот“.»[5] Б. Розенцвейг. Спектакль на тему Шекспира. «Гамлет», в театре им. Вахтангова («Комсомольская правда», 11 июня 1932 г.
  • «Чудесно дан тленом и гнилью тронутый дегенерат. … На тонких порочных ножках двигается этот изъеденный молью разврата циник в маске добродетели». И. С. Гросман-Рощин, Страшная месть. «Гамлет» в театре им. Вахтангова («Советский театр», № 6,1932 г.,стр. 7—11)[5]

О Гертруде:

  • «Гордая королева Анна Орочко. Она словно сошла с полотен испанских мастеров XVI века: копна рыжих волос, как огненное пятно, на фоне мрачных нависающих стен Эльсинора. (Рыжий парик — намек на Елизавету Английскую)». М. Заболотняя[5]
  • «Почтенная матрона, вяжущая чулок (помимо прочего похожая на властных героинь трагедий Лорки) и дрожащая над своим могуществом». И. Березарк[5])
  • «…разве массивная жесткость, вероломство и свинцово-тяжелая чувственность Гертруды не превосходно намечены в игре т. Орочко? Я утверждаю: превосходно». И. Гроссман-Рощин[5].

Об Офелии:

  • «Веселая красавица, полногрудая Офелия». И. Березарк[5].
  • «Офелия вовсе не дочь небес… земная она, лукавая и трезвая дочь лукавого царедворца — любовь ее целиком — от мира сего. …она здорово хлещет виски и говорит двусмысленности». И. Гроссман-Рощин[5].
  • «Офелии… передано обязательство демонстрировать „разложение“ нравов и вредность злоупотребления спиртными напитками. Напившись (видимо, с горя), она идет купаться и тонет. Офелия пьяница и дура». И. Аксенов[5]

О Горацио:

  • «Нелепый Горацио, словно посторонний, открывал и закрывал спектакль, вызвав у многих недоумение поведением „вечного студента“, человека „некстати“, „невпопад“.». М. Заболотняя

Розенкранц и Гильденстерн:

  • «Неумелые шпики короля (Розенкранц и Гильденстерн) впервые появлялись в кабинете Гамлета. Рабски кланяясь, пятясь задом, по-мужицки бились они челом об пол, сообщая о приезде актеров в замок». М. Заболотняя[5].

Полоний:

  • Актер Щукин так говорил о своей роли: «Я почувствовал, что он не похож на того, каким его привыкли играть. Его (Акимова) Полоний был с длинной белой бородой, с усами, с каким-то относительным изяществом: в бархате, похожий на очень живописную птицу. Придворный — во всем чрезвычано, но по лицу видно — глуп. Акимов отошел от привычного Полония — хитреца, льстеца, этакой пронырливой лисы… На одной из репетиций решили в шутку попробовать прочитать отрывок текста в манере известного режиссера (говорили, это был К. С. Станиславский или Вл. Немирович-Данченко). Оказалось, что интонация найдена». М. Заболотняя[5].
  • «Полоний, в отличие от других персонажей, более традиционен. Щукин создает живую, почти натуралистическую фигуру придворного, только временами усложненную условными приемами турандотовской маски. Сочетание это проведено тонко и умело». И. Березарк.

Лаэрт:

  • «…франтоватый Лаэрт доведен в этом образе до карикатурной иронии…». П. А. Марков. «Гамлет» в постановке Н. Акимова («Советский театр», 7—8, 1932 г., стр. 15—18).
  • «Лаэрт у вахтанговцев — просто дурак». И. А. Аксенов, Трагедия о Гамлете, принце датском, и как она была играна актерами театра им. Вахтангова. («Советский театр», № 9, стр. 19—22, 1932 г.)[5].

«Формализм»[править]

Спектакль был запрещен не сразу, он просуществовал аж почти один год[1] — пока к нему наконец нашлось определение — формализм. Спектакль обвинили в формализме, в соперничестве с Шекспиром и отсутствии понимания внутреннего развития действия пьесы. И «правые» и «левые» ругали режиссёра за «толстого, рыхлого Гамлета» и «пьяную Офелию»[13].

Нужен был выразительный пример «формализма» — именно этот ярлык спектаклю в итоге и приклеили[1].

Официальная точка зрения, просуществовавшая многие десятилетия, гласила: «Серьезной неудачей явилась вульгарно-социологич. пост. „Гамлета“ (1932, реж. Акимов), построенная на надуманном мотиве борьбы Гамлета за престол»[14].

В 1939 году, когда спектакль уже давно не шёл, на 1-й Всесоюзной режиссёрской конференции его вспоминали как яркий пример чуждого театрального искусства. На конференции Акимов соглашается с ошибочностью своего Гамлета, однако в кругу близких людей не отрекался от него[13].

Тогда же, через три года после запрещения спектакля, Акимов писал об этой своей работе: «В то время — до Постановления от 23 апреля 1932 года, которое совпало с генеральными репетициями моей постановки „Гамлета“, когда я уже не мог пересмотреть и изменить основы своего постановочного плана,— теперешнего пиетета к классикам у нас еще не было. Мы ставили себе задачей в первую очередь дать оптимистический, бодрый и жизнерадостный спектакль „Гамлета“, за которым установилась такая дурная слава мрачной, мистической, символической и философски реакционной пьесы и который мне было разрешено ставить только потому, что моя постановка отмежевывалась от нависших на „Гамлете“ традиций и пыталась по-новому раскрыть его. Тогда, то есть до 23 апреля, духа отца Гамлета мне бы попросту не позволили вывести на сцене, а ведь именно за то, что я предложил новое сценическое разрешение этого „персонажа“, я подвергся величайшим нападкам и меня ославили „попирателем святынь“, обзывали футуристом, вытащив из архива ругательное значение этого слова. Между тем постановка моя имела целью заново прочесть и показать „Гамлета“, очистив его от всего того, что налипло на нем за те триста с лишним лет, которые отделяют нас от времени его написания»[12].

Шостакович говорил: «Эта скандальная постановка и до сего дня — кошмар для шекспироведов. Они бледнеют при одном только упоминании о ней, как если бы увидели Призрака. Кстати, Акимов как раз избавился от Призрака. Думаю, это — единственная версия „Гамлета“ без него. Постановка имела, так сказать, материалистическую основу»[3].

Прошло время. Сегодня это кажется удручающе ужасным: создатель гениальной постановки оправдывался! Но что было делать — за идеологические «ошибки» в 1930-е годы приговаривали к расстрелу.

Спустя 60 лет этот спектакль определят как «политический детектив» и сочтут его одним из ярких событий театральной Москвы 1930-х годов[13]. Тот, акимовский «Гамлет» стал предтечей нынешней генеральной тенденции прочтения классики в духе вольной композиции[4]. И без того запрещенного опального «Гамлета» было бы невозможно никакое современное прочтение великого наследия прошлого.

Источники[править]