Фатальные стратегии
Фатальные стратегии (фр. Les Stratégies fatales) — философская работа французского философа Жана Бодрийяра, впервые изданная в 1983 году.
Общие положения[править]
Основное направление мысли Бодрийяра развивается вокруг понятий экстаза и обсценности, которое, при внедрении в рассмотрение таких концепций, как иронические стратегии (злой дух объекта, социального, сексуального и т. д.) и фатум, приводит автора к мысли об отказе от банальных, алеаторных или явно причинно-следственных реалистических стратегий агонизирующего субъекта и принятии «фатальных» стратегий объекта.
Экстаз[править]
Экстаз по Бодрийяру — иманнентно-гипертрофированное состояние объекта: такое состояние, в котором любые определяющие характеристики объекта (субъекта, вещи, концепции и т. д.) в результате бесконечного обращения этого объекта вокруг своего семантического ядра раздуваются и пролиферируют до абсолютно избыточных (и от того десигнифицирующие сам объект в полноте его изначальных свойств) масштабов, тем самым уничтожая первичный объект. Причем существует некоторая точка, в результате достижения которой эти метаморфозы становятся необратимыми — dead point. Например, экстаз тела — ожирение, экстаз секса — порно, экстаз насилия — терроризм, экстаз политического — трансполитическое.
Обсценное[править]
Обсценное определяется Бодрийяром не в классическом понимании (как чего-то непристойного) этого термина. Обсценное — такое состояние вещи (в максимально широком смысле этого слова), в котором она утрачивает свою сцену, свой контекст; утрачивается иллюзорность, создаваемая размежеванием «сцены» и того, что находится за ней: два этих пространства сливаются в экстатическую форму друг друга, но не по методу синтеза, а по методу поглощения.
Трансполитическое[править]
Трансполитическое — экстатическая форма политики, метастазирующей во все формы социального, культурного, человеческого и, в результате уничтожения тайны и перенасыщения дискурсивных моделей этих парадигм, уничтожившая саму политику. Если эра политического — игра на контрастах аномии (то есть конкретного сопротивления конкретному закону), то эра трансполитического — эра аномалии, выхода из нормы, ставящего под сомнение само существование закона. Таких аномалий довольно много, но Бодрийяр делает акцент на двух из них:
Ожирение[править]
Ожирение Бодрийяр рассматривает не только с точки зрения морфологии человеческого тела: это также и ожирение информационных систем, политического дискурса, социальной истерии и т. д. Это такой процесс, в результате которого предмет начинает бесконтрольно и репетативно пролиферировать своими имманентными свойствами, тем самым уничтожая свою сущность, свою сцену и становясь обсценным. Автором рассматривается концепция Франца фон Баадера об определении экстаза (метастаза) как антиципацию смерти: живое тело понимает логический конец телесности в её мертвом диспозитиве, поэтому производит само себя в настолько монструозных масштабах, что само тело становится ненужным избытком от получившейся массы, и именно поэтому эта масса становится обсценной. Такая же судьба постигает СМИ с их антиципацией мертвого смысла, порнографии с ее антиципацией мертвого секса — обсценность медиа и порно заключается не в том, что смысла и секса становится слишком много — их обсценность в том, что смысл и секс в этих системах являются ненужным избытком.
Терроризм и заложники[править]
Сам акт терроризма является абсолютно бессмысленным с точки зрения стандартной причинно-следственной связи: требования, предъявляемые террористом, являются либо абсурдными и алогичными, либо невыполнимыми в принципе. Поэтому террор стоит рассматривать не как желание террориста получить что-либо путем шантажа человеческой жизнью — террор это восстания против закрепощения человека в системе «послежития»: в системе, где сама человеческая жизнь является предметом контроля государства и общества, жизнь, которая не может символически обмениваться на смерть, жизнь, которую в саркофаге безопасность уже убила эта система. Терроризм — бунт против неприемлимости несчастного случая как неконтролируемой смерти. В этой парадигме случайность заложника — расплата за исчезновение ответственности и индивидуальности. Заложник:
- Абсолютно обезличенный пустой объект;
- В то же время это важнейший «жгучий» объект, от которого террорист зависит.
Заложник необменен, от него невозможно избавиться. Кроме того, грань между террористом и заложником полностью стирается, потому что по большому счету вся дальнейшая судьба террориста находится в руках у заложника, без заложника террорист — никто, не говоря уже о том, что заложник может симулировать подчинение и повиновение ради дальнейшего взрыва субъектности террориста.
Иронические стратегии[править]
Иронические стратегии — стратегии, которыми пользуется объект для манипуляции субъектом или же для эксплозии его субъектности:
Злой дух социального[править]
Злой дух социального заключается не в противостоянии определимого «социума» против какой-то системы, а в симуляции социальности не имеющей никакой субъектности массы: симуляции покорности, симуляции какой-либо семантической категории или свойства, которые этой массе хочет приписать субъект. Масса симулирует заинтересованность в политике, в выявлении собственного средства посредством опросов; имитирует «народную волю», делает вид, что ее кто-то представляет — на самом же деле это стратегия, позволяющая субъекту власти почувствовать свое влияние, укорениться в нем, но впоследствии, под влиянием симуляции массы, заставляющая ее превратиться в свою собственную обсценную форму и разрушиться. Сознательно масса выбирает эту стратегию или бессознательно, и можно ли вообще говорить о какой-либо стратегии массы, Бодрийяром не уточняется.
Злой дух объекта[править]
Концепция воли субъекта в силу эмпирической несостоятельности ставится под сомнение. Автор рассматривает субъект, ведомый не своей волей, желанием или любовью, а исключительно соблазном со стороны объекта. Причем объект может подстраиваться под правила, приписываемые ему субъектом, он может притвориться, что покорен, на самом же деле он лишь симулирует эту покорность, преследуя самые разные цели: начиная от субверсии субъектности в силу внутренних противоречий собственных законов субъекта, которые он с таким безумием пытается декларировать, заканчивая подчинением законам совершенно иного порядка, нежели чем случайность или реалистическая причинно-следственная связь.
Злой дух страсти[править]
Любовь — приобретение поздней христианской цивилизации. До христианства (можно и предположить, что до Платона), люди жили по законам соблазна — знаковой системы контролируемых желаний, подчиненных правилам церемониала. Любовь же образовалась из энергии распада этих систем соблазна, образовав универсальную и генеральную причину — универсальное объяснение. Ты обречён любить и быть любимым в добровольно-принудительном, реальном порядке. Несостоятельность любви проявляется в вечной (а в последнее время более отчетливо видной) дихотомии «объекта» женщины и «субъекта» мужчины. Кризис универсальности любви как объясняющего фактора отношений между мужчиной и женщиной проявляется в соблазнительности женщины как объекта — она не хочет кого-то желать, она хочет, чтобы желали её, и это ярче всего проявляется, по мнению Бодрийяра, в бесконечных манипуляциях, подыгрыванию мужчине, симуляции подчинения, в то время как мужчине как субъекту остается лишь находится в иллюзии собственной воли.
Фатум и случайность[править]
Для опровержения существования случайности (как концепции, претендующей на объяснение безумия нынешнего мира) Бодрийяр выдвигает следующую аргументацию:
- Все вещи разрознены и случайны, а порядок создается путем искусственного создания причинно-следственных связей, созданных Богом. В таком случае даже Бог бы не справился с бесконечным вливанием энергии в стабилизацию системы;
- Все вещи упорядочены и связаны, и только случай не дает им встретиться. Тогда Бог бы устал создавать случай для передышки людей, не желающих брать на себя ответственность за то или иное происшествие (воля Божья — воля ничья — воля случая).
Поэтому Бодрийяр предполагает полное отсутствие случайности. Изначально существует избыток означающего (концепций, знаков, признаков, идей и т. д.), и поэзия, а также магия, работает именно с означающим, работа с которым, по его мнению, имеет более высокий порядок, чем связывание означающих с означаемым. Когда каждое означающее свяжется с соответствующим означаемым, мир буквально кончится. «Рациональный» человеческий разум европейской модели разрушает мир кажимостей и связей фатальных. Случайность — чистилище причинности.
Церемониал и фатальные стратегии[править]
Исходя из собственного опыта (создание причинной фатальной цепочки между двумя романтическими историями из жизни Бодрийяра, как он их назвал, неискупимыми), философ приходит к следующему выводу: судьба — прецессия следствия его причинам. Это не значит, что возможно какое-то событие, у которого физически не было причины (хотя квантовая механика предполагает, что это возможно) — это значит, что в современном мире порождающих факторов настолько много и они настолько рассредоточены по событийной плоскости, что при стремлении к бесконечности причины этому следствию додумываем мы — и неважно, насколько далеки эти причины от так называемой «объективной реальности». В этом плане показателен пример церемониала в первобытных обществах: его целью было не создание причинно-следственной связи между субъективированными объектами в силу незнания этой самой «объективной» картины вещей, это не метафора, желание или случай. Церемониал — абсолютное повиновение фатуму, чистое соблюдение конвенционального рассеивания между реальным и символическим, это размежевание и предопределение того, что еще не наступило (и, возможно, никогда не наступит). Ему не нужен зритель, это сценическая иллюзия, которую так стремится рассеять игрой сигнификации современный разум. В этом и заключается фатальная стратегия — подчинение абсолютно непознаваемой, неизвестной и неопределимой связи, посредством которой взаимодействуют объекты. Эта связь может быть конвенциональной, может быть предметом доксы конкретного субъекта, агонизирующего от краха надежд, возлагаемых на его волю — даже удваивание банальных стратегий и возведение их в экстатическую форму является фатальной стратегией со стороны субъекта. Со стороны же объекта фатальные стратегии проявляются в его коварном, хитром и вероломном молчании, в его гипертрофированном потакании наивности субъекта, в его симуляции подчинения и покорности, но вместе с тем и повиновению абсолютным законам, о сущности которых мы ничего и никогда не сможем сказать.
Библиография[править]
- Фатальные стратегии = Les Stratégies fatales : [ориг. изд. 1983] / пер. с фр. А. Качалова (2017). — М. : Рипол-классик, 2017. — ISBN 978-5-386-10198-5;