Почему Бог спит

Материал из Циклопедии
Перейти к навигации Перейти к поиску

«Почему Бог спит» — художественное произведение Леонида Пинского.

Не издано при жизни автора.

В этом произведении Леонид Пинский ставит уже знакомые для философии метафизические вопросы: что было до сотворения мира, почему Бог все-таки сотворил мир и, собственно, почему после его творения он спит? Главный же вопрос: что делать нам, людям, если Бог «уснул» навечно, отдав мир полностью на откуп нам? С одной стороны, автор этого рассказа дает шутливый ответ, с другой стороны, эта шутливость и рождающая ее беспечность есть то единственное приемлемое состояние, в котором должен был пребывать, по автору, Бог во время творения и в котором должен пребывать человек, чтобы стать «как боги».

Особенности произведения[править]

Этот короткий «трактат» и умещает в себе филологический анализ, и демонстрирует мировоззрение Пинского, для которого возможно говорить одновременно о философии Гераклита, и о древнегреческой мифологии, и о религии Будды и о религии Моисея, и о литературе Возрождения, и о воздействии первитина на человека, — поэтому можно, в каком-то отношении, сравнить это произведение с «Речью о достоинстве человека» Пико. А именно в отношении того охвата различных культурных кодов, в которых присутствует общий делитель — человек с его значением в, кажется, оставленном Богом мире. И только в этом произведении это мировоззрение Пинского, «представляющее собой причудливую и немыслимую для советского ученого смесь иудаизма, христианства, марксизма, левого гегельянства, стоицизма, эпикурейства, спинозизма, восточной и западной мистики, итальянского гуманизма, немецкого романтизма (в особенности философии Шеллинга) и многих других компонентов»[1], явлено в полной мере.

Выбор же главной для всей книги метафоры божественной и человеческой благодатной беспечности — будто ее дает прием таблеток первитина — неслучаен. Дело в том, что, как пишет Александр Козинцев в предисловии к изданию книги, одним из поводов для создания произведения послужил выход Пинского из депрессии в результате медикаментозного лечения. Однако такой пародийный прием ни капли не убавляет от значения произведения — и, в первую очередь, для самого автора. Судя по письмам Пинского к Григорию Козинцеву, ему было важно узнать мнение своего друга по поводу произведения.

«Роясь в старых своих бумагах, я нашел „сказ“, о кот<ором> совсем забыл. Я его написал, когда работал над своим Рабле и — впервые в жизни — прибегал к стимулятору „первитин“ (теперь бы мне его, — но выпуск его, говорят, прекратился). У меня смешался в голове „пантагрюэльский“ тон с первитином — и я заставил Рабле прославлять первитин. Описания воздействия, как и вся факт<ическая> сторона сказа — точн<ые>. Мне захотелось Вас немного развлечь и, подправив немного, перепечатал на машинке и переплел. Напишите, как понравилось (начало, кажется, искусственное — а дальше?)»[2].

Скорее всего, этот «пантагрюэльский тон» и послужил причиной, по которой произведению не нашлось места в «Минимах» — собрании трудов автора, изданном посмертно.

Содержание[править]

Рассказ вводится неким человеком, который сидит в бочке и зазывает послушать «сказку-проповедь» Раби Лея (Рабле). Раби Лей и починил эту бочку, которая докатилась до него аж от Сидхартхи Гаутамы, смастерившего ее. Проповедь же его о том, как Бог пребывал в «тяжком состоянии мучительной, изнуряющей, вечной нерешительности» перед творением мира, а за нерешительностью последовало Дело: «в начале было Дело». Да, до Слова было именно Дело — Бог материализовал свою решительность в таблетках Первитина и принимал их в каждый день творения. И на седьмой день творения, когда Первитин закончился и Его мощь иссякла, Он отошел к вечному сну.

Именно тогда Прометей и похитил, продолжает рассказчик, божественный огонь, тогда-то и искусил змей праотцов плодом с древа познания. Но то позволил Сам Бог, ведь в Его провидении — знать, чем это закончится, и в Его воли — дать этому быть. И тогда в искушенном человеке был смятен дух, то третье разумное начало, которое мечется, подобно своему Прообразу, Святому Духу, между двумя другими: мужским-творческим и женским-нравственным.

Но человек создал первитин, как тот, что был у Бога, — и это единственное средство усыпить стыд, тормозящий дух, дабы быть человеку, «как боги». «Кто пробудился от Дурного Сна и сбросил с себя Страх, тот и уподобился богам, стал „как боги“. Ибо Страх не коренится в реальном и божественном, а только в Майе жизни, в призраках, в бесах (или в „пеках“ [что на всех языках означает беса или черта])»[2]. Так, беспечность божественна и свята, в отличие от заботы, стыда и страха.

«И вы уже знаете, дети мои, почему Бога нечего бояться. Ведь Он спит (или, как выражается Апекур, Бог, уклоняясь, пребывает в атараксии), предоставив все дело нам, дабы мы сами „стали как боги“»[2].

Вот и остается людям следовать Богу и завершить творение, отважившись на это благодаря беспечности и радостному духу.

Библиография[править]

Источники[править]

  1. Предисловие А. Г. Козинцева: Пинский Л. Е. Почему Бог спит: Самиздатский трактат Л. Е. Пинского и его переписка с Г. М. Козинцевым. — СПб. : Нестор-История, 2019.
  2. 2,0 2,1 2,2 Пинский Л. Е. Почему Бог спит: Самиздатский трактат Л. Е. Пинского и его переписка с Г. М. Козинцевым. — СПб. : Нестор-История, 2019.

Ссылки[править]

Лысенко Е. М. Леонид Ефимович Пинский. Краткий биографический очерк. — С. 5—24;
Пискунова С. И. От социологической поэтики — к стоическому гуманизму. — С. 769—811.