Опыт исторической грамматики русского языка

Опыт исторической грамматики русского языка

Автор

Ф. И. Буслаев

«Опыт исторической грамматики русского языка» — грамматический труд Ф. И. Буслаева, опубликованный в 1858 году. Предназначался для «военно-учебных заведений».

Истоки

Предпринимались попытки сопоставления отдельных глав и формулировок в грамматике Буслаева с соответствующими местами «Оснований русской грамматики» В. Г. Белинского. Отдельные положения Буслаев унаследовал от Востокова и Греча; вероятно, обращался даже к И. И. Давыдову, несмотря на отрицательное отношение к его грамматике.

В 1834—1836 годы Буслаев перевёл с немецкого языка «Основания общей грамматики» Сильвестра де Саси, сопроводив их личными наблюдениями над русским языком. Это был первый научный опыт Буслаева, который остался неизвестным учёной публике, так как перевод не был опубликован.

Якоб Гримм

Особый интерес для Буслаева представляли сочинения Якоба Гримма, «его историческая грамматика немецких наречий, его немецкая мифология, его немецкие юридические древности». Под влиянием отечественной и зарубежной филологической литературы у Буслаева укрепилась своего рода романтико-историческая концепция развития языка. Он писал:

Сравнительная грамматика Боппа и исследования Гримма привели меня к тому убеждению, что каждое слово первоначально выражало наглядное изобразительное впечатление и потом уже перешло к условному знаку отвлеченного понятия, как монета, которая от многолетнего употребления, переходя из рук в руки, утратила свой чеканный рельеф и сохранила только номинальный смысл ценности.

Оценивая традицию изучения грамматики русского литературного языка нового периода, Буслаев считал магистральным направлением русского языкознания ломоносовское направление и резко отрицательно относился к грамматическим работам Н. И. Греча, предписания и правила грамматики которого он называет «условными, ни на чем не основанными, далекими от живой народной речи». В заметках на статью Греча в седьмом номере «Морского сборника» (1856) он отмечает: «Ни свойства русского языка, ни историческое его развитие не давали русскому грамматисту права принимать в образец схоластическую методу французов. Как нельзя лучше понимал это ещё Ломоносов, положив в основу своей грамматики чисто народные и своеземные начала…».

Характеристика

Гуляя по берегам Байского залива, я любил реставрировать в своем воображении развалины античных храмов и других зданий; теперь с таким же любопытством я реставрировал себе переиначенные временем формы русского языка.

В «Исторической грамматике» Буслаев пытался представить связный очерк грамматических форм, категорий и конструкций русского языка с историческими экскурсами и комментариями, основанными на многочисленных фактах древнерусской письменности, говоров, фольклора и литературных памятников XVIII—XIX веков. Буслаев стремится сравнительное и историческое рассмотрение языковых явлений, особенно синтаксических, сочетать с «логическими началами». Он избирает путь компромисса или эклектизма.

Буслаев представлял себе систему языка в следующем виде: «Язык можно уподобить какому-нибудь старинному городу, в котором остатки дохристианских развалин перестроены частью в храмы, частью в жилые дома, и в котором, рядом с античным, греческим или римским порталом, уютно и скромно стоит хижина новейшего изделия. Описать такой город — значить изложить его историю». Этому представлению о языке как о мирно сосуществующей смеси разновременных явлений соответствует и взгляд Буслаева на народность: «Каждая народность должна быть рассматриваема как совокупность разновременных… результатов исторической жизни, как бы слоями накопившихся в течение веков».

Собственную концепцию построения исторической грамматики русского языка Буслаев изложил в нескольких положениях (тезисах).

Первый тезис заключался в том, что «историческая грамматика ведет изучение этого языка в непрерывной связи с изучением церковнославянского». Она «не ограничивается языком русским книжным, так как не может объяснить всех грамматических форм его не входя в подробное рассуждение о речи разговорной». Здесь, как полагал ученый, применим новый метод — сравнивать формы русского языка «с формами одного из славянских наречий», в котором сохранились «первоначальные свойства славянского языка». Буслаев учитывал также педагогическую задачу: церковнославянский язык «скрепляет теснейшими узами живую связь нашей родной речи с языком Церкви».

Второй тезис содержал обновленное мнение о «книжном языке», под которым историческая грамматика разумела уже «не только слог высокий…, но и речь разговорную, в сочинениях содержания повествовательного, драматического и т. п.». А значит, поэзия и проза, рассуждал Буслаев, «должна иметь свое разумное основание в законах языка».

Третий тезис показывал оригинальность подхода Буслаева к описанию системы русского языка: «Все свои выводы историческая грамматика основывает на авторитете не только письменных, но и устных памятников языка, подчиняя личное суждение грамматиста свидетельству фактов». Поэтому не выдуманное правило, подгоняемое под схему «логики» языка, должен рассматривать лингвист, а опираться на те реальные условия, в которых тот живёт и развивается. Здесь можно обнаружить связь с будущими положениями Московской лингвистической школы, сформулированными Ф. Ф. Фортунатовым и его учениками. Буслаеву было важно понять, какое место занимала народная словесность «в образовании языка книжного». Для этого он поставил задачу исследовать язык не только «образцовых» писателей, а вообще «всех лучших авторов, начиная от Ломоносова и до Пушкина включительно».

Четвёртый тезис касался строения форм языка: «Историческая грамматика вменяет себе в обязанность положить в основу изучения подробный этимологический разбор форм языка для того, чтобы из этого разбора извлечь грамматические законы, понятные и убедительные в теоретическом отношении и вместе с тем применительные на практике». При этом Буслаев отошел от имевшейся на тот момент традиции и отделил этимологию от синтаксиса. В первый раздел он внес «учение о правописании, основанное на исторических данных», и исключил анализ орфографии, который намеревался рассмотреть в «исторической этимологии».

Пятый тезис выражает компромиссную идею — «соединить оба способа изучения языков, то есть филологический и лингвистический». Буслаев исходил из того, что закончился период господства филологической грамматики, которая устанавливала правила употребления книжной и устной речи, однако не изучала законов языка. Он писал: «…старинной практической грамматики она следует способу филологическому, в подробном и тщательном изучении образцовых писателей… С другой стороны, основываясь на законах языка, открытых сравнительно-историческою лингвистикою, она расширяет область филологической грамматики отчётливым исследованием форм языка, на основании исторического их развития». Этим Буслаев хотел упростить учебные задачи и найти путь к разработке теории исторической грамматики русского языка, сделав её доступной ученикам.

Вопросы синтаксиса

 → Вклад Ф. И. Буслаева в изучение синтаксиса русского языка

Построение синтаксиса в грамматике Буслаев подчиняет следующему плану:

…Эта часть Исторической грамматики начинается введением, посвященным определению отношения между грамматическими формами и законами мысли. Здесь, на основании истории языка, полагаются границы между логикою и грамматикою, не точно обозначенные в так называемых общих, или философских грамматиках. За тем, в первой главе, излагаются общие понятия о составе предложений и о значении частей речи, которых полное определение собственно принадлежит к синтаксису. Потом уже следует историческая часть словосочинения, состоящая в подробном синтаксическом разборе не только предложений, но и отдельных грамматических форм, каковы: залоги, виды, времена и проч. (что особенно важно в практическом отношении). Сверх того, во многих параграфах 2-ой части грамматики, где оказалось только нужным, предложены общие основания для изучения отечественного языка сравнительно с иностранными, и преимущественно с новейшими, в отношении синтаксическом. Практическое значение этого предмета весьма ощутительно в переводах с одного языка на другой.

Значение

Уже современники восприняли грамматическую схему и систему Буслаева как традиционную и даже устаревшую. А. А. Дмитревский писал, что Буслаев «по своим трудам и влиянию в языкознании для нашего времени может быть назван вторым Ломоносовым».

В. Воскресенский в статье «О „Кратком руководстве к первоначальному преподаванию русского языка“ Ф. И. Буслаева» писал, что в 1840-х годы «вопросы об обучении отечественному языку стояли… на первом плане. В науке о языке шло движение, разрешившееся Исторической грамматикой Як. Гримма, которой позднее Буслаев, по его словам, „зачитывался с пылкой восторженностью молодых сил“. Схоластическая, или философская грамматика, несмотря на блестящих представителей отживающей школы (Беккер), потеряла всякий кредит. Движение в науке отразилось и на школьной постановке грамматического обучения. Предметом изучения ставился самый язык, а не определения и правила, хотя бы последние не только подкреплялись примерами, что не всегда делалось, но даже выводились из примеров, что особенно подчёркивалось составителями учебников как небывалая методическая новость».

Н. Богородицкий следующим образом характеризовал историческое значение грамматики Буслаева:

Следуя по направлению предвзятой теории, гнетущей русский язык с первой поры нашего образования и по сие время, «Историческая грамматика» разоблачила несостоятельность этой теории пред живыми фактами языка до того, что требуется большая доля слепоты, чтобы не видеть, как эта теория на деле, так сказать, среди божия дня, получила себе полное отрицание. В этом заключается самая жизненная сторона «Исторической грамматики»… Пред сильным напором множества фактов, взятых частию из истории русского языка, частью из современного — литературного, а частью из живого его употребления, эта псевдорусская теория не устояла и пала. Сходя со сцены и умирая, она оставила по себе в грамматической литературе одно очень дельное и разумное завещание: понимать язык и строить грамматику только на основании его же формы, а отнюдь не на основании предвзятых теорий.

Таким образом, «Историческая грамматика» Буслаева «могущественно двинула грамматический вопрос вперёд», и многим стало ясно, «что по прежнему направлению русской грамматике идти некуда».

П. Лавровский писал:

Грамматика Буслаева, по справедливости, составляет эпоху в изучении отечественного языка; в ней впервые, в такой целостности и в применимости к учащемуся молодому поколению обращено внимание на то, что так давно ожидалось, как преимущественно полезное и образовательное. Прежней системы голых рубрик, со множеством правил и исключений, обременявших бесплодно память ученика, и без грамматики умевшего с детства склонять и спрягать, уже нет больше; весь интерес сосредоточен на объяснении последовательного развития языка отечественного и на определённых и доступных возрасту законах его нынешнего употребления».

Критика К. Аксакова

Константин Сергеевич Аксаков

Константин Сергеевич Аксаков был одним из критиков буслаевской грамматики. В своём критическом разборе «Опыта исторической грамматики русского языка», напечатанном в «Русской беседе» (1859), Аксаков писал:

Относительно самой грамматики вообще, нового ничего не представляет нам грамматика г. Буслаева. Следовательно, здесь нам нечего ему делать замечаний; он взял ту систему, какая выработалась до него. Мы могли бы надеяться, что он скажет что-нибудь более живое и свежее в синтаксисе, где пришлось нам вновь натолкнуться на «сокращение», «опущение», «слияние», на «тропы» и проч и проч.

Аксаков, «опровергая общую теорию синтаксиса», лежащую в основе буслаевской грамматики, критикует Буслаева с позиций другого, сложившегося под гегельянским влиянием понимания связи языка и мышления, отношения синтаксических единиц и форм мысли. Аксаков возражает против разделения логики и грамматики. По мнению Аксакова, «в языке только то движение мысли важно для грамматики, которое получило язычное выражение; но все, что в языке получило выражение — уже непременно относится к логике». Аксаков считает такое противопоставление грамматического разбора логическому «решительно ошибочным». Он не согласен с принципами традиционного дробления предложения на отдельные слова, которые квалифицируются как члены предложения, и (в противовес Буслаеву) предлагает прежде всего выделять в предложении два состава или два комплексных члена: подлежащее и сказуемое, а затем уже внутри них изучать отношения «объясняющих и определяющих понятий». С ещё большим фактическим основанием Аксаков возражал против признания всех типов предложений глагольными, против учения об опущении вспомогательного глагола «есть» (например, в безличных предложениях типа можно, полезно, приятно, жаль, лень, охота и т. п.).

Аксаков полагает, что Буслаев, опираясь на традиционные основы формально-логического синтаксиса, впадает в типичную для общего состояния синтаксиса в то время «произвольность и поверхность и так сказать школярность грамматических толкований». Буслаев стремится втиснуть разнообразие живых способов синтаксического выражения в формально-логические рамки. Тогда как «дело науки (а следовательно и грамматики): признать весь предмет своего изучения, как он есть, и из него самого извлечь его разум».

Литература

• Шаблон:Из истории изучения русского синтаксиса-1958

Одним из источников, использованных при создании данной статьи, является статья из википроекта «Рувики» («ruwiki.ru») под названием «Опыт исторической грамматики русского языка», расположенная по адресу: — «https://ru.ruwiki.ru/wiki/Опыт_исторической_грамматики_русского_языка» Материал указанной статьи полностью или частично использован в Циклопедии по лицензии CC-BY-SA 4.0 и более поздних версий. Всем участникам Рувики предлагается прочитать материал «Почему Циклопедия?».