Русская синтаксическая теория

Русская синтаксическая теория — совокупность законов и правил, которые описывают синтаксический строй русского языка.

Истоки русской синтаксической теории

 → Истоки русской синтаксической теории

Истоки развития русской синтаксической науки связаны с античной грамматической теорией. Язык в понимании античных лингвистов и философов — это не система, а агрегат. Смысловые отношения, которые выражаются предложением, кажутся заключёнными в отдельных словах, и единственная проблема синтаксиса — проблема согласованности слов, то есть их сочетаемости согласно значениям. Античной теорией не вырабатываются понятия о членах предложения, а учение о частях речи, созданное античной грамматикой, бедно и лишь условно. Лексический состав языка разделяется на два разряда: слова знаменательные (семантические) и незнаменательные (асемантические). К знаменательным относят имена и глаголы, незнаменательные играют роль «связок» в составе речи. Классификация слов по «частям речи», объединяющая их семантические и морфологические признаки, является основой синтаксиса. Предложение понимается атомистически как сцепление элементов, и слову в составе предложения не приписывается иной функции, кроме выражения собственного значения.

Ломоносовский период в истории синтаксиса

 → Вопросы синтаксиса в трудах М. В. Ломоносова

Портрет М. В. Ломоносова художника Л. С. Миропольского (1787)

Период с середины XVIII до 20—30-х годов XIX века (до появления грамматики А. X. Востокова и грамматических руководств Н. И. Греча) называют ломоносовским. В предисловии к «Российской грамматике, сочинённой Императорской Российской Академиею» (1802) встречается прямая ссылка на М. В. Ломоносова. Влияние трудов «Российской грамматики» и «Риторики» Ломоносова лежит на всех синтаксических трудах, которые относятся к этому периоду. Наиболее интересные, богатые новым материалом и новыми мыслями синтаксические работы в этот период связаны с именами А. А. Барсова, Ив. Орнатовского, а также Н. Курганова и Н. М. Кошанского.

Вникая в суть ломоносовского учения о «сочинении частей слова», об образовании предложений и периодов, можно наметить проблемы синтаксиса, которые были поставлены учёным перед русскими лингвистами и решение которых завещано им своим ближайшим ученикам и последователям в области русской грамматики:

• Необходимость точнее определить границы и объём синтаксической системы. Решение данного вопроса в то время во многом зависело от понимания взаимоотношений и взаимодействий грамматики и риторики.
• Отрыв учения о «сочинении частей речи» от теории предложения должен был сопровождаться разрывом между понятиями «частей речи» и «частей или членов предложения». При этом в трудах Ломоносова этого разрыва в полной мере не наблюдалось. Учение о «сопряжении идей» в предложении, о распространении «темы», или простого предложения, разными «терминами», то есть словами, которые выражают свойства и обстоятельства, было тесно связано у учёного с теорией частей речи. Но данная связь выступала больше при изложении риторического учения о предложении и периоде, чем в области самой грамматики.
• Изложение способов «сочинения» слов опиралось на теорию частей речи, в связи с чем оно состояло прежде всего в описании синтаксического употребления и синтаксических связей разных классов слов — как знаменательных, так и служебных.
• Ломоносовым была воспринята вполне мысль о разных степенях зависимости синтаксических связей слов от группировки слов по семантическим разрядам или системам.
• Учение Ломоносова о предложении и его главных членах носило логический характер и не исчерпывало вопросов, которые относятся к строю предложения, к различиям типов предложений, к составу предложений и к приёмам выражения синтаксических отношений между словами в предложении.

Вопросы синтаксиса в трудах Ломоносова

Вопросы синтаксиса были изложены М. В. Ломоносовым в «Российской грамматике» и «Риторике».

«Российская грамматика» Ломоносова была почти до самого начала XIX века активным руководством, откуда интеллигенция черпала познания о грамматическом строе русского языка, о его звуковых и морфологических нормах, о правилах составления конструкций и их употребления. Ломоносовское учение о сочинении частей слова очевидным образом зависело от предшествующей синтаксической традиции — славяно-русской, античной, средневековой латинской и новой западноевропейской.

В «Риторике» Ломоносов излагает теорию предложения (в «Российской грамматике» «предложение» именуется «речью»). Теория предложения в «Риторике» тесно связана с логической теорией суждения. «Сложенные идеи состоят из двух или многих простых идей между собою сопряжённых и совершенный разум составляющих… Ежели сложенная идея состоит из многих простых, тогда нередко сопрягаются иные из них союзами и предлогами, наприклад: богатство и честь суть побуждения к трудам. Таким образом сложенные идеи пологически называются рассуждениями, а когда словесно или письменно сообщаются, тогда их предложениями называют», — пишет Ломоносов. В предложении учёный выделяет две основные части: подлежащее и сказуемое. Подлежащее и сказуемое могут выражаться отдельными словами, хотя могут состоять и из группы слов.

Вклад Н. Г. Курганова

 → Вклад Н. Г. Курганова в синтаксис как науку

Среди грамматических руководств второй половины XVIII века, которые возникли под влиянием «Российской грамматики» Ломоносова и во многом дополняли её инвентарь новыми синтаксическими правилами, отдельно говорят о грамматике, которая открывала собой «Письмовник» Николая Гавриловича Курганова.

Грамматика Курганова не ставила нормативных задач. Как следствие, она отражает многообразие речевого употребления разных общественных групп, преимущественно среднего сословия 1760—1780-х годов. У Курганова отсутствует систематизация и филологическая точность определений. В его грамматике, с одной стороны, много архаического (например, рассуждение о двойственном числе), а с другой — очень много эмпирических наблюдений из сферы разговорного языка. Учёный широко и свободно использует в качестве примеров народные присловия, поговорки, фразы бытового просторечия, иногда с вульгарным колоритом. Во всём остальном Курганов следует «Российской грамматике», дополняя её разными материалами и собственными наблюдениями.

Грамматика Курганова интересна, с одной стороны, тем, что опираясь в основном, на «Российскую грамматику» Ломоносова, она стремится пополнить её как живым материалом конструкций разговорной речи, так и отдельными фактами архаического синтаксиса, взятыми из грамматики Смотрицкого. Материал, не всегда достаточно систематизированный и грамматически обобщённый, всё же несколько расширял рамки и содержание грамматики Ломоносова, но иногда в сторону той грамматической традиции, от которой отталкивался сам Ломоносов. В частности Кургановым было освежено и исправлено освещение вопроса о зависимости форм сочетаемости у отдельных разрядов слов, которые принадлежат к разным частям речи, от соотношения и взаимодействия разных семантических групп слов внутри лексико-семантической системы определённого языка. В изложении данных вопросов и правил Курганов стремится расширить и подправить грамматику Смотрицкого. С другой стороны, Курганов предпринял шаги для сближения грамматики с логическим и риторическим учением о предложении и периоде.

В результате была создана своеобразная коллекция синтаксических правил и синтаксических фактов, которая была лишена ясности и теоретической глубины труда Ломоносова, но которая пробуждала новые мысли и направляла к поискам новых, более точных закономерностей развития языка.

Вклад А. А. Барсова

 → Вклад А. А. Барсова в синтаксис русского языка

Вклад Антона Алексеевича Барсова в синтаксис русского языка связан с публикацией «Российской грамматики», над которой он работал с 1783 по 1788 год.

Барсов — один из самых крупных и оригинальных учеников и последователей М. В. Ломоносова в изучении грамматики русского языка. Несколько поколений училось русскому языку по учебнику Барсова «Краткие правила российской грамматики» (с 1771 года). Высшим достижением и итогом научной деятельности Барсова в области изучения русского языка является его рукописная «Российская грамматика», над которой он работал с 1783 по 1788 год. Грамматика Барсова состоит из пяти частей: правоизглашения (то есть орфоэпии), словоударения (или акцентологии), правописания, словопроизвождения (или этимологии) и словосочинения (или синтаксиса). Барсов значительно продвигает вперёд синтаксическую теорию не только по линии исследования способов сочетания слов, но и в области изучения простого и сложного предложения.

Барсов ввёл в русскую грамматику целый ряд терминов, которые прочно вошли в грамматическую терминологию. Например, вместо термина «части слова» Барсов употребляет термин «части речи», укрепившийся в русской грамматике, термины числительных — «соединительные», «порядковые». Барсов первый ввёл термин «сложное предложение», термины «логическое и грамматическое подлежащее и сказуемое». В характеристике словосочетания у Барсова употребляются термины «согласование» и «управление», затем укрепившиеся в синтаксической терминологии. Сохранился в грамматике до сих пор, хотя в несколько ином значении, применённый учёным термин «приложение». Выражения Барсова «обстоятельства», «обстоятельство действия» стали в дальнейшем также грамматическими терминами.

«Российская грамматика, сочинённая Императорской Российской академией»

 → Российская грамматика, сочинённая Императорской Российской академией

Пётр Иванович Соколов. Портрет 1830 года

«Российская грамматика, сочинённая Императорской Российской академией» — грамматика русского языка, изданная в 1802 году. Была трудом прежде всего академиков Дмитрия Михайловича Соколова и Петра Ивановича Соколова.

Положив в основу синтаксиса учение о способах и правилах сочетаемости слов, принадлежащих к разным частям речи, «Российская грамматика, сочинённая Императорской Российской академией» поставила главной задачей в области «словосочинения» расширить и детально разработать вопрос о связи и взаимодействии синтаксиса словосочетаний и лексической системы русского языка. Среди правил сочинения слов не разграничиваются приёмы образования словосочетаний и формы связи членов предложения. Более широкий охват специфических форм сочетаемости, свойственных разным частям речи, объясняется здесь значительным влиянием опыта работы над «Словарём Академии Российской». Широкое включение лексикологии в синтаксис придаёт пестроту и конкретную дробность правилам «словосочинения». Учение о предложении и его типах или видах здесь не излагается. Некоторые замечания, относящиеся к этой области, можно найти в шестой главе («о знаках препинания и ударения»). В целом учение о предложении и периоде, не развиваемое, но предполагаемое данной грамматикой, а иногда и предлагаемое в ней, восходит к «Российской грамматике» М. В. Ломоносова. Отсутствует общее философское введение к грамматике, которое бы раскрывало понятия языка, слова и предложения, как это представлено в грамматике Ломоносова. Продолжая традиции ломоносовской грамматики, грамматика Российской академии отмечает стилистическую соотносительность форм и конструкций.

Грамматика Российской академии в основном продолжает в разработке форм русского словосочинения ломоносовскую грамматическую традицию, обогащая её новыми наблюдениями над формами и типами словосочетаний. При этом в ней наблюдается также явный отход от синтаксических принципов Ломоносова в сторону лексикографического эмпиризма, в сторону трудов М. Смотрицкого и Н. Курганова.

«О русском синтаксисе»

 → О русском синтаксисе

«О русском синтаксисе» — статья филолога Николая Фёдоровича Кошанского, опубликованная в 1819 году в связи с выходом в 1818 году третьего издания труда «Российская грамматика, сочинённая Императорской Российской академией». Представляет критические «замечания на русский синтаксис», применительно к его изложению в Академической грамматике, прежде всего на ту часть его, которую автор называет «синтаксисом управления» в отличие от «синтаксиса согласования».

Вклад Н. И. Греча

 → Вклад Н. И. Греча в изучение синтаксиса русского языка

Вклад Н. И. Греча в изучение синтаксиса русского языка связан с чётким обозначением логико-семантического понимания структуры предложения. Грамматическая концепция Греча — одно из существенных звеньев в цепи развития формально-семантического («логического»), внеграмматического синтаксиса в отечественной науке.

Источники

У Греча были как интерес к наблюдениям над языком, так и уменье описывать и характеризовать конкретные факты речевого употребления, однако он не обладал способностью систематизировать грамматические явления. Поэтому он без колебаний распределял, особенно в области синтаксиса, грамматические процессы и категории русского языка по чужой, заимствованной схеме и «системе». Греч указывал отдельные сведения о теоретических источниках своего синтаксиса: «При составлении синтаксиса пользовался я новейшими сочинениями по сему предмету во Франции и Германии. Притом служили мне немалым пособием труды гг. Жуковского (сообщённые им мне в рукописи), Кошанского (статья о русском синтаксисе…), Давыдова („Опыт о порядке слов“…) и нек. др. Г. Кошанский, сверх того, сообщил мне составленный им в рукописи синтаксис, из которого я заимствовал весьма полезные замечания». Греч — сторонник общей теории грамматики, таких «правил синтаксиса, которые можно приложить ко всем языкам». Он находит их систематическое изложение в синтаксисе Герлинга, которому больше всего и подражает в своём изложении русского синтаксиса.

Вопросы синтаксиса

Греч делит синтаксис на три части:

• О сочетании слов для составления предложений.
• О сочетании предложений для составления периодов.
• О порядке, или размещении слов.

Греч определяет синтаксис (словосочинение) как «часть грамматики, заключающую в себе правила совокупления отдельных частей и частиц слова между собою, для произведения ясной и понятной речи». Следуя логико-грамматической традиции, лингвист сделал центром своего синтаксиса учение о предложении — простом и сложном. Теорию словосочетаний Греч «растворяет» в учении о предложении. Предложение рассматривается им как «суждение, выраженное словами». Оно «должно состоять из трёх частей: подлежащего, сказуемого и связки». Подлежащее может быть простым (Роза цветёт) и составным (Прелестная алая роза цветёт). «В составном подлежащем отличается логическое от грамматического: подлежащим логическим называются все слова, составляющие подлежащее; напр. алая роза, а грамматическим именуется только главное слово: роза». Кроме подлежащего, сказуемого и связки, в предложении могут быть дополнения, которые составляют также часть предложения, но не существенную, а случайную. Впервые дополнение как член предложения вдвигается в его структуру и занимает здесь третье место вслед за подлежащим и сказуемым.

Н. И. Греч, ок. 1850 года

Анализ структуры предложения у Греча интересен некоторыми аспектами. Например, подлежащими считаются «наречия качественные, употреблённые вместо существительных отвлечённых, в таких конструкциях мне холодно, мне было страшно. В „составное подлежащее“ входит также приложение или пояснение (аппозиция), напр. „Роза, цветок прелестный, украшение сада, манит к себе взоры“». В изложении проблемы сказуемого вызывают интерес приёмы отграничения глаголов «совокупных» (со значением действия или состояния) от глаголов «самостоятельных» или связок «быть» и «стать»: «Глаголы быть и стать, означая существование предмета без присовокупления к тому понятия о каком-либо качестве, определяются только наречиями утверждения, отрицания, также означающими возможность, необходимость бытия, и вопросительными: например: он точно был дома; он вероятно был дома; он непременно был дома; он не был дома; неужели был он дома?». «Неполными» предложениями Греча считает также предложения без связки (например, Снег бел).

Сложное предложение, по Гречу, «есть совокупление двух или более простых предложений». «Сколько в сложном предложении глаголов, также причастий и деепричастий, столько в оном находится и предложений». Тем самым в определении минимума простого предложения и в определении сложного предложения Греч в основном примыкает к Н. Г. Курганову. Периодом Греч именует «полное выражение мысли во всех частях её, одним ли логическим предложением, или совокуплением нескольких предложений в одно целое». «Отдельные предложения, служащие к составлению периода, называются его членами».

Значение грамматических трудов Н. И. Греча

Грамматические труды Греча оказали значительное влияние на изучение синтаксического строя русского языка в 1830—1840-е годы. Учебные грамматики русского языка, которые составлял Греч, имели хождение и распространение до конца 1950-х годов. Грамматическая концепция Греча — одно из существенных звеньев в цепи развития формально-семантического или «логического», внеграмматического синтаксиса в русской науке и языке. При этом не все филологи и литераторы этого времени считали грамматические и, в частности, синтаксические взгляды Греча соответствующими реальным процессам развития строя русского языка (например, В. Г. Белинский, К. С. Аксаков). Несмотря на это, влияние грамматических руководств Греча на русскую грамматическую теорию и методическую практику в эту эпоху было велико. Уже в 1840-е годы после выхода в свет работ Г. Павского, Μ. Н. Каткова, Ф. И. Буслаева и других значение грамматических наблюдений Греча стало подвергаться пересмотру. В 1850-е годы намечается резкий перелом в оценке заслуг Греча как автора пособий и учебников по русской грамматике.

Вклад А. Х. Востокова

 → Вклад А. Х. Востокова в изучение синтаксиса русского языка

Вклад А. Х. Востокова в изучение синтаксиса русского языка связан с публикацией его труда «Русская грамматика» (1831). Академик В. Виноградов отмечает, что синтаксис Востокова «служит соединительным звеном между „Российской грамматикой“ Ломоносова и исследованием А. А. Потебни „Из записок по русской грамматике“, несмотря на глубокое различие их методологических основ».

«Русская грамматика» Востокова была продолжением отечественной грамматической науки, основы которой были заложены М. Ломоносовым. Влияние ломоносовской «Российской грамматики» ярко сказывалось в принципах построения грамматики Востокова, в её стремлении шире охватить явления народно-разговорной речи, в её стилистической направленности.

Вслед за М. Ломоносовым Востоков определял синтаксис как «словосочинение». Задача синтаксиса, по Востокову, состоит в установление «правил, по коим совокуплять должно слова в речи». Подобно Ломоносову, Востоков стоит за стилистическое разграничение явлений синтаксиса. Он исходит из того, что учение о способах и средствах сочинения слов должно считаться с различием стилей литературного языка. Востоков применительно к русскому литературному языку своей эпохи различает три стилистические разновидности, состав которых резко отличается от ломоносовской системы трёх стилей. Востоков стремится установить различия в синтаксическом строе словосочетаний между этими тремя типами речи. Данный принцип у Востокова находит мало приложения в области учения о предложении. «Речь есть соединение слов, выражающее мысли вообще. Но когда речь ограничивается выражением одной мысли, тогда она называется предложением». В соответствии с господствующими в ту эпоху взглядами на строй русского предложения Востоков считает наличие глагола непременным признаком предложения, поэтому все предложения русского языка, являются глагольными. Там же, где глагол материально не выражен, следует подразумевать вспомогательный глагол (например, Надобно [есть] работать).

Пётр Спиридонович Билярский

С именем Востокова связывается новое понимание строя наиболее употребительных типов двучленных («двусоставных») предложений в русском языке. Личное глагольное предложение двучленно: оно «состоит из двух частей, называемых подлежащим и сказуемым», тогда как безличное глагольное предложение одночленно (в нём есть только сказуемое). Формальная логика стремилась привести всякое суждение к атрибутивной трёхчленной формуле. На основе этого логического учения сложилась теория трёхчленности суждения, а отсюда и предложения. Академик П. С. Билярский указывает на то, что под влиянием формальной логики укрепилось убеждение в том, что в предложении следует различать три главные части (подлежащее, сказуемое и связку). «Новое учение, признающее в предложении только две главные части — подлежащее и сказуемое, явилось в первый раз в „Русской грамматике“ Востокова (в издании 1844 г.)», — отметил Билярский.

Значение трудов Востокова

«Русская грамматика» Востокова имела большое значение для последующей разработки морфологии русского литературного языка. Влияние Востокова остро ощутимо даже в «Очерке современного литературного русского языка» А. А. Шахматова. При этом синтаксическая концепция Востокова оставалась в стороне от магистральных линий развития русской синтаксической науки. О синтаксисе Востокова не упоминали почти все последующие составители русских грамматик, начиная с Ф. И. Буслаева. Как следствие, в отечественном языкознании до 1917 года укрепилось убеждение, что «Востоков не вносит ничего нового в самую синтаксическую теорию». Н. К. Грунский пытался списать все достоинства синтаксиса Востокова его склонностью к «заимствованию».

Изучая синтаксическое описание Востокова, академик В. Виноградов отмечает, «как далеко вперёд ушёл А. X. Востоков от Н. Кошанского и И. Калайдовича». Виноградов отмечает, что предложенное Востоковым «описание разных типов глагольных и именных словосочетаний не было достаточно использовано и учтено в новейших синтаксических трудах (Μ. Н. Петерсона, А. М. Пешковского н др.), которые затрагивали вопрос о классификации форм словосочетаний в современном русском языке». Большим недостатком синтаксической концепции Востокова Виноградов называет слабую разработанность теории простого и сложного предложения, отсутствие описания грамматических различий в строении разных типов предложений русского языка.

Вклад К. С. Аксакова

 → Вклад К. С. Аксакова в изучение синтаксиса русского языка

Вклад К. С. Аксакова в изучение синтаксиса русского языка связан со стремлением положить в основу аналитической и синтаксической грамматики формы языка с присущими им значениями и вытекающими из них синтаксическими функциями. При этом Аксаков не оставил развёрнутой системы описания синтаксиса русского языка. Аксаков, двигаясь отчасти в направлении тех же грамматических идей, что Г. П. Павский и Μ. Н. Катков, стремится создать единую концепцию русской грамматики. В общем понимании языка и процессов его развития Аксаков был зависим от философии Гегеля. На грамматических воззрениях Аксакова отразились также его славянофильские взгляды. Призыв Аксакова изучать русскую народную речь в её своеобразии имел большое значение для последующего развития русской синтаксической теории.

Константин Сергеевич Аксаков

В построении русского синтаксиса Аксаков стремится исходить из форм слов и законов их сочетаемости. Он строго различает значение формы, её употребление, её синтаксические функции и логические понятия, извне привязываемые к словам и их формам. Поэтому Аксаков подвергает критике стремление В. Г. Белинского скрепить части речи со строго определёнными членами предложения, как это было принято во всеобщей «философской» грамматике. Аксаков выступает против абстрактно-логического приравнения частей речи к членам предложения. В «Опыте русской грамматики» он писал: «…разделение слов должно быть не по внутреннему значению, ими выражаемому, — тогда это было бы разделение самих понятий и предметов, — а по той форме, которая им даётся самим словом. Основанием деления для слова должно быть само слово, и ничто другое». Аксаков также отмечает: «Содержание слова может быть какое вам угодно, но дело все в форме (именно в окончательной), которая придаётся этому содержанию, и указывает ему место в языке, так что оно или склоняется, или спрягается, или является именем, или глаголом… Глагол, имя, все части речи — не в содержании, не в значении слова, а в форме, и следовательно, первый вопрос грамматики заключается в том, вследствие каких законов слово человеческое, выражая мысль, приняло такие и такие формы». Таким образом, в грамматике прежде всего должно быть разработано учение о формах. Такое понимание взаимоотношения морфологии и синтаксиса было прогрессивным. Аксаков отказывается от ломоносовского и востоковского принципа искать в грамматических категориях или понятиях отражения и обобщения явлений и отношений действительности. Грамматическая аналитика — отправной пункт синтаксических исследований, поскольку синтаксис языка опирается на морфологию. «В области синтаксиса язык не созидает новых форм: здесь является он уже с готовыми формами и только приводит их в движение, пользуется всеми формами, флексиями, всем, во внешности выражающимся… Речь, со всеми её оттенками, есть предмет синтаксиса. В речи выражается мысль человеческая. Но не забудем: для нас именно важно то, что нашло себе своё выражение в речи самой».

Значение трудов Аксакова

Аксаков не оставил развёрнутой системы описания синтаксиса русского языка. Ему принадлежат только отдельные, частные замечания по некоторым синтаксическим вопросам: к примеру, о категориях собирательности и множественности, о существе категории рода существительных, о путях перехода категории предметности в грамматическую категорию качества через ступень конкретной притяжательности, о функциях предлогов, о категориях времени, наклонения и залога, о способах синтаксического выражения значений и оттенков желательности, повелительности, начинательности и мн. др..

В 1860-х годах под влиянием работ Аксакова обозначилось «славянофильское», «народническое» течение в области изучения грамматического строя русского языка. Основные грамматические положения, которое защищали представители этого течения, пытался перенести в школьную практику Н. Богородицкий. Был выдвинут тезис: «…основания для русской грамматики брать не из общей теории языка вообще, а только из духа и смысла форм языка, русского в частности».

Вклад И. И. Давыдова

 → Вклад И. И. Давыдова в изучение синтаксиса русского языка

И. И. Давыдов. Портрет 1820-х

Вклад И. И. Давыдова в изучение синтаксиса русского языка связан с публикацией труда «Опыт общесравнительной грамматики русского языка» (1852). Истоки грамматики академика Давыдова связаны с влиянием логико-грамматических идей Беккера и общей грамматики. Давыдов отмечал как недостаток грамматик А. Востокова и Н. Греча теоретическую слабость раздела «словосочинения» (то есть синтаксиса), «от которого в настоящее время требуется логическое изложение Беккера». В основу «Опыта общесравнительной грамматики русского языка» (1852) положены идеи «Организма языка» Беккера и его «Пространной немецкой грамматики». Давыдов утверждал, что «частная грамматика не может обойтись без помощи общей; лишь из взаимного их соединения образуется система». О своей грамматике он писал: «Грамматика общесравнительная есть вместе и общая и сравнительная; она общая, потому что всем законам грамматическим в основание положены законы логические, общие языкам всех народов; она сравнительная, потому что особенности русского языка сравнены с родственными языками, в лексическом и грамматическом отношениях». Давыдов так определял замысел и задачи своего труда:

Идея организма, объемляющая слово и проникающая его во всех отношениях, должна быть путеводною идеею всякого языкознания. Показать общие законы слова человеческого, на началах мышления, и частные особенности, объясняемые сравнением отечественного языка с языками однородными и соплеменными — вот, по моему мнению, цель отечественной Грамматики общесравнительной.

В качестве основного принципа построения грамматической системы Давыдовым было выдвинуто положение, согласно которому «точкою отправления ко всем грамматическим объяснениям должно быть предложение. Оно заключается в глаголе, и из глагола учащийся в состоянии сам вывести части речи, члены предложения и все грамматические формы языка». Хотя глагол признавался основой сказуемости ещё в античной грамматике, по мнению Виноградова, «только поклонник Беккера мог заставить „учащегося“ из глагола вывести все части речи». Предложение определяется Давыдовым как выражение суждения. Описание структуры простого предложения и его членов — подлежащего, сказуемого, определения, дополнения (собственно дополнения) и обстоятельства — «стройное, но очень схематичное и неполное» (Виноградов). Учение о простом предложении и его членах по составу вопросов и правил незначительно отличается от соответствующих разделов грамматики Греча. Давыдов видел это различие главным образом в принятом им за основу «логическом изложении Беккера».

В общесравнительной грамматике Давыдова части речи и их формы рассматриваются с точки зрения их роли в предложении, то есть морфологические факты осмысляются в синтаксической плоскости. В то же время применение сравнительного принципа с нарушением исторической перспективы развития языка при анализе форм слов ведет у Давыдова к искаженному пониманию их современной структуры и синтаксических функций.

Учение о формах и типах словосочетаний почти целиком выпадает из синтаксиса Давыдова. Академик Виноградов пишет, что «манера грамматического описания синтаксических связей между словами настолько поверхностна, неполна и обща» в концепции Давыдова, что рядом с конкретным синтаксисом словосочетаний Востокова описание дополнения и обстоятельства Давыдовым «представляется отобранной по вкусу автора коллекцией схематизированных правил».

Академик Виноградов отмечает, что в «Опыте» «есть стройность и простота изложения. Использованы — и при том довольно свободно — работы предшественников: Греча, Востокова, Басистова, Перевлесского и др. Но все это приспособлено к „логическому изложению Беккера“. <…> Таким образом, в основном, несмотря на применение сравнительного или вернее сопоставительного метода, „Опыт общесравнительной грамматики русского языка“ обращен целиком к прошлому».

Вклад Ф. И. Буслаева

 → Вклад Ф. И. Буслаева в изучение синтаксиса русского языка

Фёдор Иванович Буслаев

Вклад Ф. И. Буслаева в изучение синтаксиса русского языка связан главным образом с публикацией «Опыта исторической грамматики русского языка» (1858). По Буслаеву, задача синтаксического изучения языка состоит в том, чтобы раскрыть в грамматике языка, в формах сочетаний слов отражение общих законов логики, с одной стороны, а с другой — внутреннее своеобразие способов выражения, присущих самому языку и нередко развивающихся в противоречии с законами логики — «внутренние законы языка» (Буслаев). В данном случае Буслаев противопоставляет язык мышлению.

Буслаев определяет предложение как суждение, которое выражено словами. Из главных членов предложения — подлежащего и сказуемого — основным является сказуемое, в котором содержится вся сила суждения. Поэтому, согласно Буслаеву, существуют предложения, состоящие только из сказуемого, без явно обозначенного подлежащего (безличные предложения), однако «нет ни одного предложения, которое состояло бы только из подлежащего» (отрицание существования безличного предложения). В синтаксической системе Буслаева (так же, как и у Греча и Давыдова) описание форм и типов словосочетаний включается в характеристику структуры предложения и его членов. Следовательно, оно растворяется в учении о членах предложения.

Согласно учению Буслаева, логический состав предложения отличается от грамматического. С логической точки зрения в предложении только два члена: подлежащее и сказуемое, тогда как в грамматическом отношении от главных членов строго дифференцируются другие, которые их объясняют и дополняют — второстепенные члены предложения: «Второстепенные члены предложения рассматриваются в двояком отношении: 1) по синтаксическому употреблению и 2) по значению». Тем самым логика и грамматика расходятся в анализе частей или членов предложения. Это видоизмененное продолжение синтаксической линии, которая получила особенно заметное выражение в грамматике Греча.

Согласно Буслаеву, сложное предложение — совокупность двух или нескольких предложений. Соединение предложений происходит по способу подчинения, когда одно предложение «составляет часть другого», или по способу сочинения, когда соединенные предложения не входят одно в другое в виде отдельной части и остаются самостоятельными. «Предложение, составляющее часть другого предложения, именуется придаточным, а то, в которое придаточное входит как часть, именуется главным». Основной признак придаточного — эквивалентность его с каким-нибудь членом главного предложения (кроме сказуемого), функциональное соответствие его подлежащему, дополнению, определению, обстоятельству.

Главные и придаточные предложения подвержены разнообразным изменениям. Из них кроме опущения членов предложения особенно существенны два: сокращение целого предложения в отдельный член и слияние двух или нескольких предложений в одно. Это связано с тем, что структура сложного предложения соотносительна со строем простого предложения.

В области синтаксиса Буслаев, располагая значительным количеством наблюдений над языком памятников, не мог не прийти к отдельным интересным и ценным утверждениям. Например, интересны указания Буслаева на конструкции с союзом «чтобы» в русском литературном языке XVIII—XIX веков, на скрещение причастных оборотов с относительными конструкциями в русском литературном языке XVIII и первой трети XIX века и многие другие. Академик В. Виноградов отмечает, что значение этих наблюдений «очень велико». При этом они не образуют связанной внутренними соотношениями исторической цепи синтаксических явлений и процессов. Осмысление их функций, роли в истории развития синтаксического строя русского языка ослабляется формально-логической отвлеченностью, антиисторизмом общей синтаксической теории Буслаева.

Значение вклада Ф. И. Буслаева

Константин Сергеевич Аксаков

Синтаксическая система Буслаева надолго определила основные приемы школьного построения и изучения синтаксиса русского языка. Она также повлияла на методы научного исследования синтаксических явлений языка. В области же исторического языкознания влияние Буслаева столкнулось с учением А. А. Потебни.

Потебня находил в буслаевском учении о предложении двойственность, столкновение логической точки зрения с грамматической. А. Преображенский в «Практических заметках о русском синтаксисе» отмечал противоречия в буслаевском учении о предложении, о его главных и второстепенных членах.

К. С. Аксаков был одним из критиков буслаевской грамматики. В своём критическом разборе «Опыта исторической грамматики русского языка», напечатанном в «Русской беседе» (1859), Аксаков писал:

Относительно самой грамматики вообще, нового ничего не представляет нам грамматика г. Буслаева. Следовательно, здесь нам нечего ему делать замечаний; он взял ту систему, какая выработалась до него. Мы могли бы надеяться, что он скажет что-нибудь более живое и свежее в синтаксисе, где пришлось нам вновь натолкнуться на «сокращение», «опущение», «слияние», на «тропы» и проч и проч.

Вклад Η. П. Некрасова

 → Вклад Η. П. Некрасова в изучение синтаксиса русского языка

Вклад Η. П. Некрасова в изучение синтаксиса русского языка связан прежде всего с публикацией трудов «О значении форм русского глагола» (1865) и «Объяснения по некоторым вопросам русской грамматики» (1869).

Некрасов говорил о несостоятельности существовавшего на тот момент опыта грамматического описания русского языка: «До сих пор дело делалось таким образом: бралась готовая теория и прилагалась прямо к русскому языку. Основой для всей грамматической школы служили грамматики латинские и немецкие. Иногда же к русскому языку применялись выводы общей философской грамматики», прежде всего той, которая изложена в книге Беккера Organism der Sprache. Живой язык превращался в «образ скелета, иссушенного логическим отвлечением». Вместе с тем необходимо «вникнуть глубже в дух родного языка; постараться изучить его сначала так, как он есть теперь; потом обратиться к его истории и сравнению с другими языками».

Глагол

Некрасов (как и Ф. И. Буслаев) считает, что базой грамматики, её структурной основой является этимология (или морфология) как учение о формах слов и их основных значениях. Некрасову представляется, что специфические грамматические качества русского языка «в его простом, безыскусственном, живом употреблении» лучше всего могут обнаружиться при изучении глагола как «основной части речи». В обращении Некрасова к глаголу в рамках труда «О значении форм русского глагола» обнаруживается и полемическая, и позитивная цель. И. И. Давыдов и Ф. И. Буслаев также считали глагол синтаксическим центром предложения (подобно Я. Гримму, В. Гумбольдту, Беккеру, позднее — Штейпталю, Потебне и другим языковедам). По выражению Некрасова, узкая теория отечественных грамматик на глаголе «рвётся в лоскутья» от его свободных и сильных размахов, и «никакими заплатами нельзя починить её дыры». Как следствие, особенно важно знать и понять «общие начала», помогающие осознать внутреннюю жизнь русского языка «в её бесконечно разнообразном проявлении». Для этого в первую очередь необходимо изучить формы языка и их собственный основной «смысл» и не смешивать его с разнообразием синтаксических функций этих форм в речи.

Учение о формах русского глагола и их значениях, развитое Некрасовым под значительным влиянием грамматической концепции К. С. Аксакова, неоднократно отмечалось. По мнению Некрасова, «русский глагол выражает действие не отвлечённое, но реальное, понимаемое в смысле качества, проявляющегося самостоятельно, или зависимо от предмета, под условием продолжительности». Особых форм времени русский глагол не имеет, однако в речи способен выражать все оттенки действия. Не имея особых форм наклонения, он свободно выражает условное, повелительное и т. п. действие. Следовательно, «форма русского глагола получает смысл какого-либо отвлечённого значения от строения целой речи, от смысла целого предложения, а не выражает его сама собою, как в других языках». Здесь проявляется специфическое качество грамматического строя русского языка — «скупость в отношении к этимологическим формам отвлечённого значения» и «необыкновенная щедрость в отношении к образованию синтаксических форм речи».

1860-е годы

Полемика о национально-специфическом и общем в русском синтаксисе

 → Полемика о национально-специфическом и общем в русском синтаксисе

Полемика о национально-специфическом и общем в русском синтаксисе пришлась на 1860-е годы. В этот период интерес к изучению и осознанию грамматического строя народно-разговорной русской речи усиливается не только в кругу «народнически» настроенных филологов, но и в широких слоях учёных языковедов и гимназических преподавателей. Дискутировался вопрос о постижении и признании «национальной личности» русской грамматики. Подчёркивалось, что традиционный синтаксис не изучает, не разбирает и грамматически не осмысляет предложений и конструкций живой речи, считая их аномалиями. Стремление подвести многообразие типов предложений, конструкций и оборотов языка под абстрактные синтаксические схемы вызвало болезнь «подразумеваний». Согласно Богородицкому, непозволительно все время что-нибудь «подразумевать ради спасения какой-нибудь несостоятельной теории». «Нет, такими выражениями и оборотами, которые составляют индивидуальную физиономию языка и в которых отражается личное миросозерцание целого народа, как индивидуума, — надо дорожить и дай их бог побольше: они — сокровище, сила, жизнь и гордость грамматики».

В заметке Н. Завьялова на статью Богородицкого «По вопросу о русской грамматике как учебнике» выдвигался упрёк в схематическом морфологизме, в недостаточно глубоком понимании морфологической системы русского языка, в прямолинейном разграничении форм слова и составных форм — упрёк, обращённый к Н. Некрасову и его последователям. Так, Богородицкий в «выражениях читал бы, писал бы не видит сослагательного наклонения, совершенно опуская из вида частицу бы как форму, во всяком случае дающую значение предположения, значение действия, обусловленного каким бы то ни было образом». В таком случае морфология получалась национальная, тогда как семантика и синтаксис — интернациональные.

Вопросы синтаксиса в практике преподавания русского языка

 → Вопросы синтаксиса в практике преподавания русского языка в 1860-е годы

Фёдор Иванович Буслаев

Вопросы синтаксиса в практике преподавания русского языка в 1860-е годы были связаны с широким кругом тем. В этот период активно пересматривались теоретические основы синтаксиса русского языка, широко развёртывалась работа по объяснению и освещению отдельных синтаксических проблем и явлений, что было связано с общим подъёмом развития отечественной истории, филологии и языкознания в частности (труды С. М. Соловьёва, Ф. И. Буслаев, И. И. Срезневского, Я. К. Грог и многих других).

Преподаватели активно участвовали в обсуждении общих принципов и спорных вопросов современной русской грамматики и особенно — русского синтаксиса. Они не только критиковали старые правила и обобщения, не только собирали свежий литературный и речевой материал для синтаксических наблюдений и обобщений, но и стремились предложить новые объяснения синтаксических явлений и конструкций. В 1860—70-е годы как учёными-филологами, так и преподавателями русского языка остро ощущался кризис логико-грамматического изучения русского языка. В журнале «Учитель» (1869) в рецензии на «Грамматику языка русского», составленную Н. Богородицким, отмечалось, что в последнее время появилось много недовольных грамматической теорией Беккера. При этом отмечалось также, что «недовольные беккеровскою теорией, после многих тщетных попыток найти лучшее объяснение грамматических фактов, в результате своих изысканий приходят к системе, которая, за исключением, быть может, терминологии, как две капли воды похожа на систему Беккера». Тогда же в журнале «Учитель» констатировалось: «Школа так наз. логико-грамматиков, к которой принадлежит Беккер, Вурст и т. д., именно потому и потерпела поражение, что хотела свести грамматику на логику, смешивая грамматические законы с логическими, что, конечно, не могло обойтись, без ущерба строгости как тех, так и других».

К. Г. Говоров

Педагог К. Г. Говоров в «Филологических записках» за 1867 году опубликовал статью «Несколько вопросов, касающихся учебной грамматической практики» — в ответ на широкое обсуждение спорных и нерешённых проблем русского синтаксиса. В статье Говоров касается трёх вопросов:

1. Вопрос о составе подлежащего в предложениях типа «У него мало денег». Вопреки мнению, что подлежащими здесь будут существительные в родительном падеже «денег» и «людей», Говоров настаивает на том, что в качестве подлежащих здесь следует рассматривать цельные количественно-именные словосочетания: «мало денег» и «часть людей».
2. Вопрос, тесно связанный с первым, — вопрос об инфинитиве в функции подлежащего. «Как надобно разбирать следующие предложения: Зубастой щуке в мысль пришло за кошачье приняться ремесло; Случилось соловью на шум их прилететь. Крыл. Мне хочется спать… Мне нужно погулять и проч». Говоров во всех этих примерах подлежащим называет форму инфинитива, но, несмотря на это, всё же относит предложения к безличным. Основание тому — некоторая аналогия с теми предложениями, у которых «подлежащее выражается целым придаточным предложением, а иногда и несколькими такими предложениями».
3. Вопрос о том, куда относить формы типа «хвать», «толк» и т. д. — к глаголам или междометиям. Говоров склоняется к признанию их междометными формами или частицами и подчёркивает разнообразие экспрессивно-модальных функций частиц в русском языке.

П. П. Беляевский

П. Беляевский выступил в конце 1860-х годов в педагогической и научной прессе с рядом статей, также посвящённых изложению «разногласий» в изучении и освещении системы русского синтаксиса. Наиболее спорными Беляевский признаёт вопросы о членах предложения, о формах или видах связей между ними, особенно применительно к второстепенным членам предложения, и о структуре сложного предложения и о его составе, о его видах, и прежде всего о типах придаточных предложений.

В. В. Новаковский

В. Новаковский в публикации «Некоторые выводы из анализа русской речи» также касается тех общих грамматических вопросов, которые в 1850—1860-е годы волновали преподавателей русского языка. При этом Новаковский поднимает новые проблемы, относящиеся отчасти к изучению структуры разных видов словосочетаний, отчасти к широкой области синтаксических идиоматизмов и синтаксической синонимики.

Соображения, высказываемые Новаковским, несмотря на их схематизм и неполноту, представляли значительный интерес, поскольку ставили новый синтаксический вопрос «о зависимости падежей от видоизменения частей предложения», направляли грамматику на дальнейшие исследования в области словосочетаний.

Изучение синтаксиса народной русской речи

 → Изучение синтаксиса народной русской речи в XIX веке

Изучение синтаксиса народной русской речи в XIX веке пришлось главным образом на 1860—1870-е годы.

Разложение старых логико-грамматических концепций происходило в 1860—1870-е годы как ввиду обострившихся внутренних противоречий грамматического анализа в практике преподавания русского языка, так и из-за все более возраставшего интереса к народной речи, её формам и конструкциям, к национальным своеобразиям русского устно-народного склада речи. «Общие законы логики», управляющие языком, подвергались даже у Ф. И. Буслаева значительным ограничениям и видоизменениям, которые возникали под влиянием эмоционально-психологических условий ситуации, народного характера, экспрессивных средств разговорной звучащей речи. В этом отношении представляет интерес труд П. Глаголевского «Синтаксис языка русских пословиц» (Санкт-Петербург, 1873). Глаголевский стремится к тому, чтобы язык русских пословиц в его очерке «явился с своими типическими чертами, как язык разговорно-народный». «Отличительную черту языка пословиц составляет особенная любовь к эллиптическим выражениям. Пословицы всегда рождались и жили в живой, разговорной речи; оне не выдумывались, не сочинялись, а вырывались из уст как бы невольно, случайно, в жару живого, увлекательного разговора. В живой речи многие слова часто не досказываются, заменяясь тоном голоса, выражением лица и телодвижениями».

Литература

• Шаблон:Из истории изучения русского синтаксиса-1958
• Глаголевский П. Синтаксис языка русских пословиц. — Санкт-Петербург: Я. А. Исаков, 1873.

Одним из источников, использованных при создании данной статьи, является статья из википроекта «Рувики» («ruwiki.ru») под названием «Русская синтаксическая теория», расположенная по адресу: — «https://ru.ruwiki.ru/wiki/Русская_синтаксическая_теория» Материал указанной статьи полностью или частично использован в Циклопедии по лицензии CC-BY-SA 4.0 и более поздних версий. Всем участникам Рувики предлагается прочитать материал «Почему Циклопедия?».