Евреи в творчестве Гоголя
Евреи в творчестве Гоголя — евреи в сочинениях Николая Васильевича Гоголя.
Общие сведения[править]
Изображая современных ему евреев — извозчиков, ремесленников и пр. — Гоголь в ранних произведениях: в «Сорочинской ярмарке», «Иване Федоровиче Шпоньке и его тетушке», «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» и других создает серию относительно безобидных карикатур.[1]
Гоголь изображал евреев в ряде своих крупных сочинений, но главным образом в «Тарасе Бульбе» и «Отрывках из неоконченной повести».[1]
Критик Михаил Юрьевич Эдельштейн[2] и публицист Леонид Радзиховский[3] считают, что Гоголь изображал евреев не как людей, а как неких существ. Михаил Эдельштейн поясняет, что Гоголь изображает евреев исходя из законов избранного им жанра:[2]
Героический эпос требует черно-белой палитры — акцентирования сверхчеловеческих достоинств одной стороны и полного ничтожества другой. Поэтому и поляки, и евреи — да, собственно, все, кроме запорожцев, — в гоголевской повести не люди, а скорее, некие человекоподобные манекены, существующие для демонстрации героизма главного героя и его воинов (как татары в былинах про Илью Муромца или мавры в «Песни о Роланде»).
ЕЭБЕ утверждает, что «евреи Гоголя лишены всяких человеческих чувств».[1]
Андрей, сын Тараса Бульбы, изменил родине — родной отец присуждает его за это к смерти, но еврей Янкель не понимает самого ужаса измены: «Там ему лучше, туда и перешёл», — спокойно говорит он. Увидев Бульбу, некогда спасшего его от неминуемой гибели, еврей прежде всего подумал ο том, что голова его спасителя оценена; он постыдился было своей корысти и «силился подавить в себе вечную мысль ο золоте, которая, как червь, обвивает душу жида»; возможно, Янкель и предал бы своего спасителя, если бы Бульба не поспешил дать ему 2 тысячи червонных, обещанных за его голову поляками.[1]
Янкель является центральным еврейским персонажем, фактически единственный, кому доверяет Тарас Бульба[4]. Он спас старшего брата Тараса — Дороша, выкупив его из турецкого плена. Сам Янкель изображается так:
Проезжая предместье, Тарас Бульба увидел, что жидок его, Янкель, уже разбил какую-то ятку с навесом и продавал кремли, завертки, порох и всякие войсковые снадобья, нужные на дорогу, даже калачи и хлебы. «Каков чертов жид!» — подумал про себя Тарас.
В другом месте описание Янкеля более карикатурно; на него автор списывает и пьянство и бедность населения:
Этот жид был известный Янкель. Он уже очутился тут арендатором и корчмарем; прибрал понемногу всех окружных панов и шляхтичей в свои руки, высосал понемногу почти все деньги и сильно означил свое жидовское присутствие в той стране. На расстоянии трех миль во все стороны не оставалось ни одной избы в порядке: все валилось и дряхлело, все пораспивалось, и осталась бедность да лохмотья; как после пожара или чумы, выветрился весь край. И если бы десять лет еще пожил там Янкель, то он, вероятно, выветрил бы и все воеводство.
Во второй редакции «Тараса Бульбы» Янкель становится уже хозяином и разорителем целой округи, а просьба Тараса отвезти его в Варшаву для свидания с приговоренным к казни Остапом мотивируется убеждением героя, что евреи все могут и даже черта способны провести. В Варшаве еврей Мордехай (прозванный «за мудрость» Соломоном), тщетно пытаясь спасти Остапа Бульбу, лишь неудачно подражает своему тезке Мордехаю из книги «Эсфирь».
Весьма непривлекательную картину описывает Гоголь, говоря о еврейском квартале Варшавы, единственным приятным впечатлением от которого было то, что «иногда довольно смазливенькое личико еврейки, убранное потемневшими бусами, выглядывало из ветхого окошка».
Гоголь описывает расправу над евреями, которая началась с выступления некоего приехавшего козака, который стал перед толпой держать речь о том, что делается на гетьманщине:
- — Такая пора теперь завелась, что уже церкви святые теперь не наши.
- — Как не наши?
- — Теперь у жидов они на аренде. Если жиду вперед не заплатишь, то и обедни нельзя править.
- — Что ты толкуешь?
- — И если рассобачий жид не положит значка нечистою своею рукою на святой пасхе, то и святить пасхи нельзя.
- — Врет он, паны-браты, не может быть того, чтобы нечистый жид клал значок на святой пасхе!
- — Слушайте!.. еще не то расскажу: и ксендзы ездят теперь по всей Украйне в таратайках. Да не то беда, что в таратайках, а то беда, что запрягают уже не коней, а просто православных христиан. Слушайте! еще не то расскажу: уже говорят, жидовки шьют себе юбки из поповских риз. Вот какие дела водятся на Украйне, панове! А вы тут сидите на Запорожье да гуляете.
- — Как! чтобы жиды держали на аренде христианские церкви!
- — Перевешать всю жидову! — раздалось из толпы. — Пусть же не шьют из поповских риз юбок своим жидовкам! Пусть же не ставят значков на святых пасхах! Перетопить их всех, поганцев, в Днепре!
Комментируя последующую картину описания погрома, Зеев Жаботинский в статье «Русская ласка» отмечал: «Ничего подобного по жестокости не знает ни одна из больших литератур. Это даже нельзя назвать ненавистью, или сочувствием казацкой расправе над жидами: это хуже, это какое-то беззаботное, ясное веселье, не омраченное даже полумыслью о том, что смешные дрыгающие в воздухе ноги — ноги живых людей, какое-то изумительно цельное, неразложимое презрение к низшей расе, не снисходящее до вражды».
Критик и литературовед Давид Иосифович Заславский, считавший основных русских писателей-классиков (включая Гоголя) антисемитами, находит оправдание Гоголя в том, что «Не подлежит, однако, сомнению, что в драматической борьбе украинского народа в XVII-м веке за свою отчизну евреи не обнаружили ни понимания этой борьбы, ни сочувствия ей. В этом не было их вины, в этом было их несчастье». Заславский говорит, что «отношение к евреям в романе может быть только такое, как к врагу» [казачества].[5]
В «Ревизоре» Гоголь вводит ругательство «свинья в ермолке».
В «Мёртвых душах» с евреями-контрабандистами связан на раннем этапе своей карьеры Чичиков.
В 1848 году Гоголь посетил Палестину и даже побывал в Иерусалиме, о чём сделал отметку в своей записной книжке[6]. В начале 1850 года Жуковский написал Гоголю с просьбой о помощи в работе над поэмой «Странствующий жид»: «Мне нужны локальные краски Палестины. Ты ее видел, и видел глазами христианина и поэта». Гоголь описывает современную ему Палестину как пустыню:
Что может сказать поэту-живописцу нынешний вид всей Иудеи с ее однообразными горами, похожими на бесконечные серые волны взбугрившегося моря? Всё это, верно, было живописно, когда вся Иудея была садом и каждый еврей сидел под тенью им насажденного древа. Но теперь, когда редко-редко где встретишь пять-шесть олив на всей покатости горы, цветом зелени своей так же сероватых и пыльных, как и самые камни, когда одна только тонкая плева моха, да урывками клочки травы зеленеют посреди этого обнаженного, неровного поля каменьев. Через каких-нибудь пять-шесть часов пути попадется где-нибудь приклеившаяся к горе хижина араба, больше похожая на глиняный горшок, печурку, звериную нору, чем на жилище человека. Как узнать в таком виде землю млека и меда?[7]
См. также[править]
Источники[править]
- ↑ 1,0 1,1 1,2 1,3 Гоголь, Николай Васильевич // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
- ↑ 2,0 2,1 Как жидовка превратилась в женщину
- ↑ Разборки с Гоголем
- ↑ Черт по имени Янкель
- ↑ https://lechaim.ru/ARHIV/133/zaslav.htm
- ↑ Гоголь в Иерусалиме
- ↑ Гоголь и евреи
