Семья и юность Голды Меир
Семья и юность Голды Меир — происхождение Голды Меир и её семья.
Родители[править]
Голделе Мабович родилась 21 апреля (3 мая) 1898 года в Киеве в еврейской семье.
Отец Голды, Мойше-Ицхок (Моисей) Мабович, работал плотником, а мать Блюма (урождённая Найдич) — кормилицей. Родители познакомились в Пинске. Отец, по воспоминании Голды, не обладал предприимчивостью и был «неудачником». Семья была бедной. Из 8 родившихся у них детей 5 (4 мальчика и 1 девочка) умерли в младенчестве, выжили лишь Голда и две её сестры — старшая Шейна и младшая Ципка (Клара).
Старшая сестра, Шейна, очень повлияла на Голду: с юных лет Шейна мечтала свергнуть царя и создать еврейское социалистическое государство в Палестине. Голда обожала Шейну (как и вторую сестру, Клару, и недаром, им, а уже затем собственным детям она посвятила свою книгу). В 1904 году, когда умер Теодор Герцль, Шейна заявила, что в знак траура будет два года носить черное платье, и одевалась так, пока не переехала в Америку.
Отец Мойше-Ицхока, Меир Зелиг Мабович, в своё время был кантонистом и отслужил в царской армии, что дало право его семье и потомкам проживать вне черты оседлости, в том числе и в Киеве. По версии самой Голды, отец получил правожительства в Киеве как ремесленник. Как бы то ни было, отец не сумел наладить жизнь в Киеве, где его столярские способности оказались практически не востребованными.
Детство[править]
В своей автобиографии Меир так описала свои ранние годы:
Эпизоды, которые я помнила все последующие семьдесят лет, связаны большей частью с мучительной нуждой, в которой жила наша семья; я помню бедность, голод, холод и страх. Со страхом связано одно из самых отчетливых моих воспоминаний. Вероятно, мне было тогда года три с половиной-четыре. Мы жили тогда в Киеве, в маленьком доме, на первом этаже. Ясно помню разговор о погроме, который вот-вот должен обрушиться на нас...
Никогда у нас ничего не было вволю — ни еды, ни теплой одежды, ни дров. Я всегда немножко мерзла и всегда у меня в животе было пустовато. В моей памяти ничуть не потускнела одна картина: я сижу на кухне и плачу, глядя, как мама скармливает моей сестре Ципке несколько ложек каши — моей каши, принадлежащей мне по праву![1]
Так как отец не сумел найти работу в Киеве, в 1903 году он отправил жену и детей в Пинск, в дом бабушки и дедушки Голды. В этом городе Шейна Мабович, сестра Голды, заинтересовалась идеями сионизма и впервые познакомила с ними Голду. Она также научила не посещавшую школу Голду читать и писать на идише и преподала ей основы арифметики.
О Пинске Голда вспоминала так:
Было время, когда мой дед, который по сравнению с моими родителями был зажиточным человеком, имел такой погреб; в жару соседи ставили туда свои субботние и праздничные блюда, и оттуда же брали лед для больных. Богатые евреи вели торговлю лесом и солью; в Пинске было даже несколько фабрик — гвоздильная, фанерная и спичечная, — которыми владели евреи, дававшие, разумеется, работу десяткам еврейских рабочих.
Сам же отец Голды в том же 1903 году эмигрировал в Соединённые Штаты, где сменил имя на Моррис, нашёл работу в железнодорожном депо и стал членом профсоюза плотников.
В 1906 году Блюма с дочерьми, включая Голду, прибыли в США. Мать подделала документы. Голда должна была изображать пятилетнюю девочку, хотя в действительности ей было уже восемь. Её заграничный паспорт оформили на совершенно другого ребенка. Дело в том, что семья выезжала из России нелегально.
Семья поселились на севере страны в Милуоки, штат Висконсин, в еврейском районе города на улице Уолнат, где мать, Блюма, открыла бакалейную лавку в помещении склада рядом с домом. Голда помогала ей — расставляла товар, заворачивала покупки, стояла за прилавком, пока мать ходила на рынок.
Шейна же, как и в России, помогала матери мало (во всяком случае так утверждает Голда: «Не за тем я приехала в Америку, чтобы превратиться в социального паразита, в лавочницу» — заявила Шейна, и устроилась рабочей в портновскую мастерскую, где ей платили гроши).
Поступив в начальную школу, Голди (как её называли в Америке) показывала лучшие результаты в классе.
Голда быстро освоила английский язык, обзавелась подругами, мечтала стать учительницей и изменить мир. Для начала она организовала сбор средств для оплаты учебников неимущим школьникам: придуманное ею Американское Общество юных сестёр, в котором состояли только Голди и её подруга, даже умудрилось снять зал и провести там концерт. О девочках написали местные газеты — это был первый случай, когда деятельность Голди отметила пресса.
Юная Голда была красивой. Её школьная подруга Регина Гамбургер-Медзини вспоминала: «Четверо из пяти мальчиков были влюблены в нее… Она была так трепетна и привлекательна».
Голда читала Достоевского, Толстого, Чехова, Диккенса и т. п.
В Милуоки, Голда закончила начальную школу. Она хорошо говорила на идиш и по-русски дома (но затем забыла русский), по-английски — в школе и с друзьями. К слову, впоследствии иврит она выучила гораздо хуже, чем знала идиш и английский. Кто-то утверждал, что лексикон Голды на иврите состоял всего из 500 слов.
Увлечение политикой и бегство из дома[править]
В 1915 году у синагоги в американском городе Милуоки толпа евреев внимательно слушала ораторов, сменяющих друг друга на небольшом деревянном ящике. «Не смей!» — кричит отец тощей девчонке, явно намеревающейся забраться на эту примитивную трибуну. «Какой позор!» — продолжает вопить он из окна, видя, что дочь не прекращает своих попыток. «Как?! Дочь столяра Мабовича выставит себя на всеобщее обозрение и посмешище? Не будет этого! Я вот сейчас спущусь и за косу притащу тебя в дом!»
Но Голда Мабовича встала на ящик и звонким голосом произнесла первую в своей жизни речь. Её слушали с явным одобрением. Отец махнул рукой и закрыл окно.
Так началась политическая карьера Голды Мабович. Отец задумался над будущим дочери, услышав в её изложении теории сионистских идеологов.
«Мужчины не любят слишком умных женщин, — сказал отец. — Надо, чтобы ты выбросила дурь из головы. Я пошлю тебя на курсы кройки и шитья, а потом выдам замуж за хорошего еврея».
Но Голда не хотела ни на курсы, ни замуж. Ночью она уложила вещи в небольшой саквояж, оставила папе и маме записку и через час была в поезде, направлявшемся в Денвер, где жила её старшая сестра Шейна.
Голда прожила в Денвере два года со своей мятежной сестрой, которая устраивала в своем доме еженедельные сионистские собрания: в доме Шейны собирались сионисты, социалисты и анархисты.
Образование[править]
Таким образом, Голда не получила законченного высшего образования, но неплохо училась в школе. Это, уже конечно впоследствии, сказывалось в общении с интеллектуалами:
Писатель Амос Оз как-то спросил ее: «Какие сны вам снятся?» «Амос, — ответила Голда, — я не вижу снов, потому что почти никогда не сплю».
Марка Шагала Голда Меир, тогда уже премьер-министр, спросила, не удержавшись: «Почему у вас коровы летают по небу, а скрипачи сидят на крышах?» Шагал растерялся, и они несколько минут с изумлением смотрели друг на друга.
Своей секретарше Лу Кедар она задала вопрос: «Кто такой Джон Леннон?»
Ранняя карьера[править]
В 1912 году благодаря Шейне впервые посетила собрание сионистской организации «Поалей Цион», отделение которой действовало в Милуоки. В том же году Голда окончила школу первой ступени и планировала учиться дальше. Блюма не считала это нужным и собиралась выдать её замуж за зажиточного торговца недвижимостью Гудштейна, бывшего вдвое старше девочки. Голди решительно отказалась. К этому времени Шейна с мужем Шамаем Корнгольдом переехала в Денвер и звала сестру учиться в этот город. Так как родители не желали финансировать её дальнейшую учёбу, Голди уехала тайком, потратив на билет все собственные сбережения и деньги, занятые у подруг. На новом месте она поселилась у сестры, после уроков в школе помогая в химчистке, которую открыл Шамай.
По выходным у Корнгольдов собиралась молодёжь, обсуждавшая социалистические и сионистские идеи. В дискуссиях позволяли участвовать и Голди. Под влиянием этих дебатов она увлеклась идеями Аарона Давида Гордона, идеолога рабочего сионизма.
Ещё школьницей по ночам она обучала иммигрантов английскому языку. Ее друзья-сионисты благодаря пылкому энтузиазму и горячему участию в движении получили прозвище Zionuts ("сио-чокнутые").
В 1914 году Голди вернулась в дом родителей в Милуоки.
В 1915 году присоединилась к молодёжной организации «Поалей Цион». Одновременно Голди пригласили преподавать в первой народной школе «Поалей Цион», где еврейским детям прививались основы национальной культуры и самосознания.
В 1916 году закончила среднюю школу.
Затем поступила в Нормальную учительскую школу штата Висконсин (Учительский колледж Милуоки, Висконсинский педагогический колледж, Wisconsin State College of Milwaukee), однако проучилась в ней только два семестра. В свободное от занятий время преподавала идиш в еврейском центре. Путешествовала по всем штатам, собирая деньги на оплату судна "Pocahontas", зафрахтованного для поездки в Тель-Авив. В конце 1917 "Pocahontas" направился в Тель-Авив как третья волна эмиграции.
Зимой 1918 года Американский Еврейский Конгресс провел свою первую сессию в Филадельфии. В делегацию Милуоки была избрана Голди.
Голди активно участвовала в кампании кандидатов-сионистов на выборах делегатов Американского еврейского конгресса, собравшегося в преддверии Парижской мирной конференции. Многие ранние биографии сообщают, что она сама была избрана одним из делегатов конгресса от Милуоки, но её имени в списке делегатов нет. Голди, однако, присутствовала на заседаниях конгресса, прошедшего в декабре 1918 года в Филадельфии и абсолютным большинством голосов поддержавшего резолюцию о необходимости создания еврейского национального дома под британским мандатным управлением. Через неделю она, уже как полноправный делегат, участвовала в конференции «Поалей Цион» в том же городе.
Друзья, близкие люди[править]
Помимо сестёр, с Голдой постоянно находилась Лу Кедар, её секретарша. Тридцать лет провела она рядом с Голдой.
Муж, дети, любовники[править]
Ещё в Денвере у Голды появился молодой человек — Морис Меерсон (Мейерсон, Morris Meyerson, 1893—1951), иммигрант из Литвы. В 1917 году он сделал Голде предложение. «Мы поженимся, — сказала Голда, — если ты поклянешься, что поедешь со мной в Эрец-Исраэль». Жених согласился.
Свадьба состоялась 24 декабря 1917 года. Чтобы скопить денег на путешествие, Голди устроилась на работу в библиотеке. Одновременно она участвовала на добровольных началах в издании местной газеты «Поалей Цион». Позже «Поалей Цион» предложили молодой активистке заняться сбором пожертвований и организацией филиалов в разных городах США. В промежутке между поездками она вместе с мужем продолжала подготовку к отъезду в Палестину. В эти месяцы Голди забеременела, но предпочла сделать аборт — как она объяснила старшей сестре, её политические обязательства не оставляли ей времени на заботу о ребёнке.
В 1921 году они репатриировались в Эрец-Исраэль.
Так Голда стала Меерсон (Мейерсон, מאירסון).
Молодая пара поселилась в Иерусалиме. Каждое утро на балконе, за чашкой кофе, Морис слушал длинные монологи своей супруги. Она никогда не говорила о будущем семьи, об их совместной жизни. Она упоенно рассказывала о рабочем сионизме, о коллективной ответственности, о грядущем возрождении, о кознях ревизионистов. Высказавшись, Голда целовала мужа и убегала заниматься сионистскими делами до поздней ночи.
Голда родила двоих детей:
- Сын Менахем (1924—2014), профессиональный виолончелист, получивший музыкальное образование в Загребе и Нью-Йорке.
- Дочь Сара (в замужестве Рехаби, 1926—2010), с 17 лет член кибуца Ревивим.
Рождение детей не отучило молодую мать пропадать до полуночи на собраниях.
Брак распался (без официального развода), и Голда забрала маленьких Сару (Сареле) и Менахема и переехала в Тель-Авив.
Но Голды почти никогда не было дома и детьми она не занималась. Детьми занимались приходящие служанки, а потом долгие годы няня Техила Шапиро. Она шила, стирала, готовила и пела песни Саре и Менахему, в то время как Голда занималась политикой[2].
Рассказывает няня Техила Шапиро:
Я все делала: мыла, стирала, готовила, отправляла детей в школу, готовила с ними уроки, читала им книжки. С Менахемом было очень трудно. Он так нуждался в материнской ласке. Я помню, как он безжалостно избил Сареле. Я не могла его утихомирить. Сареле была такая сладкая. Она тоже нуждалась в матери и искала тепла у каждого, кто входил в дом. Ее сажали на колени, ласкали. Менахем был скрытным и застенчивым мальчиком. Он угрюмо смотрел из угла, как балуют Сареле, и ужасно завидовал. Папа Меерсон приезжал каждую субботу. Он занимался с детьми, пытался дать им как можно больше тепла. Он был гораздо лучшим отцом, чем Голда матерью.
Как-то Голдой взяла детей на одно своё выступление и те хлопали ей вместе со всеми. Потом началось выдвижение кандидатов в руководящие органы. «Кто за Голду Меерсон?» — спросил председатель, и дети проголосовали за свою маму обеими руками.
Сареле была физически слабой девочкой и часто болела, что не мешало матери колесить по свету. Много лет спустя она сказала о своей матери: «Она оставила тяжело больного ребенка и исчезла на долгие месяцы. Я не понимаю, как она могла так поступать. Я своих детей не могла бы оставить, даже если бы все партии мира умоляли меня об этом».
Менахем Меир говорил: «В детстве мне очень не хватало матери, когда она уезжала».
Голда Меир пишет в книге «Моя жизнь»: «Мои дети очень сердились, что я так редко бываю дома. В тех редких случаях, когда я из-за мигрени оставалась дома и не выходила на работу, дети, вне себя от радости, танцевали вокруг меня, распевая: «Нынче наша мама дома! Голова у ней болит!» И я поняла, что человек ко всему привыкает. Даже к постоянному чувству своей вины».
В 1938 году Моррис уехал из Палестины в Иран, в представительство «Солель Боне».
Больше она замужем не была, но Ури Мильштейн приписывает Голде ряд любовников:
Голда Меир состояла в интимной связи со многими деятелями партии, включая Давида Бен-Гуриона, Берла Кацнельсона, Давида Ремеза, Залмана Шазара, Залмана Арана и других[3].
Рассказывает Техила Шапиро: «Есть женщины, о которых поляки говорят: она стоит греха. Такой женщиной была Голда. В ней было так много шарма, обаяния, вкуса. И, конечно, были у нее романы. Сначала с Шазаром. Потом с Ремезом. Приходил к ней часто и Берл Кацнельсон».
После начала карьерного роста Голды ещё во времена Ишува возникло мнение, что это продвижение она обеспечивает через постель, и у Меерсон появилось прозвище «Матрас». Однако биограф Э. Беркетт считает, что, хотя у Меерсон действительно были романы сначала с Давидом Ремезом, а затем с Залманом Шазаром, эти связи не имели отношения к её карьере. Р. Мартин упоминает ещё две её любовных связи в предвоенный период, но в обоих случаях её мужчины (Залман Аран и Яаков-Арье Хазан) были моложе её, а Хазан к тому же представлял конкурирующую партию.
Когда Ремез сидел в латрунской тюрьме, Голда писала ему записки, очень интимные, и подписывала их «Рут».
Ф. Клагсбрун пишет, что в середине 1950-х годов у Голды, возможно, возник новый роман с Генри Монтором, женатым американским евреем, возглавлявшим Корпорацию развития Израиля. Но затем Монтор переехал в Италию, где женился вторично на местной жительнице.
В октября 2023 года, когда шла операция Железные мечи, погиб капитан Сайерет Маткаль Хадар Кама, житель Гиват-Шапира. 24-летний Кама был убит в бою с боевиками в районе границы с Газой. Он является членом семьи Голды Меир: он правнук Шейны Корнгольд, старшей сестры Голды. У него остались родители, Гила и Эяль, и две сестры, Шира и Альма.
Источники[править]
Одним из источников этой статьи является статья в википроекте «Русская Википедия» под названием «Меир, Голда», находящаяся по адресу:
«https://ru.wikipedia.org/wiki/Меир,_Голда» Материал указанной статьи полностью или частично использован в Циклопедии по лицензии CC-BY-SA 4.0 и более поздних версий. |