Циклопедия скорбит по жертвам террористического акта в Крокус-Сити (Красногорск, МО)

Марина Цветаева и евреи

Материал из Циклопедии
(перенаправлено с «Цветаева и евреи»)
Перейти к навигации Перейти к поиску
«Мне нравится, что Вы больны не мной» (стихи про Маврикия Минца, мужа сестры)
Цветаева с мужем

Марина Цветаева и евреи — взаимотношения русской поэтессы Марины Цветаевой и евреев.

Мать Цветаевой[править]

Цветаева была фанаткой евреев, что передалось ей (и её сестре) от матери, которая по воспоминаниям Цветаевой, любила евреев и себя считала может быть немного еврейкой (хотя на самом деле, её отец немец, а мать из польских дворян):

Помню, с особенной гордостью — чуть ли не хвастливо — впрочем, в это немножко играя — утверждала, что в ее жилах непременно есть капелька еврейской крови, иначе бы их так не любила.

Цветаева вспоминая про мать, пишет о её «необъяснимом тяготении к евреям, преклонении перед еврейским гением», «юдоприверженности»[1]. Вспоминала её «постоянную и в России и за границей окруженность евреями»[2].

Сама Цветаева говорит о влиянии на неё матери: «главенствующее влияние — матери (музыка, природа, стихи, Германия. Страсть к еврейству)»[3].

Сестра Цветаевой Анастасия тоже вспоминала, что «Мама и мы любим этот народ, гонимый другими народами, древний, таинственный, невиновный в своем несчастье».

Отец поэтессы юдофилом не был, и был против её замужества с евреем Сергеем Эфроном[4].

Сводный дедушка Цветаевой Дмитрий Иловайский евреев не любил, и Цветаева не преминула написать, что «Последняя дочь, Оля, для Иловайского — хуже, чем умерла: бежала к человеку еврейского происхождения в Сибирь, где с ним и обвенчалась».

Цветаева о евреях[править]

В одном из писем Цветаева пишет:

Евреев я люблю больше русских[5].

В студенческие годы была знакомой Леонида Каннегисера, о котором впоследствии вспоминала в качестве примера положительного еврея в дебатах с юдофобами.

В стихах 1916 года упоминается Израиль:

Израиль! Приближается второе
Владычество твое…[6]

Персонажи-евреи появляются и в других произведениях[7].

Была полностью за евреев («Слава Богу, что я не еврейка. При первом же „жидовка“ я бы подняла камень с мостовой — и убила»[8]), и вообще была неравнодушна к евреям, например в письме к Ольге Черновой писала: «После всех живых евреев — Генриха Гейне — нежно люблю — насмешливо люблю — мой союзник во всех высотах и низинах, если таковые есть».

Помимо Гейне Цветаева любила и Пушкина, и отмечала, что «в 1916 г. какой-то профессор написал 2 тома исследований, что Пушкин — еврей».

Цветаева отмечала неравнодушие евреев к прекрасному полу:

Христос завещал всему еврейству свое великое «жаление» женщины. Еврей, бьющий женщину, немыслим.

Однако, в годы Гражданской войны её отношение к евреям несколько изменилось, и уже стало менее восторженным и идеализированным:

Слева от меня (прости, безумно любимый Израиль!) две грязные, унылые жидовки…. Жидовка говорит: «Псков взят!» — У меня мучительная надежда: «Кем?!!»

К Л. Д. Троцкому относилась, как полагают, хуже чем к В.И. Ленину.

В 1919 году она уже написала «Не могу простить евреям» (считая евреев виновными в голоде, а с другой стороны намекая на их якобы «засилье», говоря, что везде «кишат евреи»).

В 1920 году написала антиеврейское стихотворение:

Кремль почерневший! Попран! — Предан! — Продан!
Над куполами воронье кружит.
Перекрестясь — со всем простым народом
Я повторяла слово: жид[9].

В «Записных книжек» описывает: «Опричники (продотрядовцы): еврей с слитком золота на шее…»[10]

Стоит при этом отметить, что Цветаевой в то тяжёлое время помогали евреи, о чём она сама говорила так:

Г-жа Гольдман, соседка снизу, от времени до времени присылает детям огромные миски супа — и сегодня одолжила мне 3-ю тысячу. У самой трое детей. Маленького роста, нежна, затерта жизнью: нянькой, детьми, властным мужем, правильными обедами и ужинами. Помогает мне — кажется — тайком от мужа, которого, как еврея и удачника, я — у которой все в доме, кроме души, замерзло и ничего в доме, кроме книг, — нет — не могу не раздражать… Еще Р. С. Тумаркин, брат г-жи Цейтлин, у которой я бывала на литературных вечерах. Дает деньги, спички. Добр, участлив. И это все.

Цветаева была дружна с Елизаветой Моисеевной Гольдман, и все, что требовалось в ее «пещерной жизни», она «находила в семье Гольдманов». Во время боев на Поварской в 1917 году маленькую дочь Ариадну прятали в их квартире. Эта же еврейская семья спустя десятилетия «слала в глухую Сибирь Анастасии теплую одежду и продукты с обоюдного согласия и сочувствия» (Анастасия, сестра Марины, находилась в ссылке).

В 1924 году Цветаева написала непонятную фразу «мое отношение к еврейству вообще: тяготение и презрение. Мне ни один еврей даром не сходил! (NB! А ведь их мно-ого!)». Возможно, она имеет ввиду то, что тем евреям, которые к ней ходили на выступления, от неё что-то было нужно, что-то не связанное с поэзией. Это вызывало презрение, но с другой стороны, на 1 место Цветаева ставит собственное тяготение к евреям.

За границей Цветаевой покровительствовал в Берлине «близкий друг» Абрам Вишняк, владелец издательства «Геликон», в Праге — Марк Слоним, редактор эсеровского журнала «Воля России», а в Париже — профессор Марк (Мордух) Вишняк, соредактор «Современных записок».

Илья Григорьевич Эренбург помог Цветаевой отыскать в эмиграции её мужа Эфрона.

Её дочь в Германии отдыхала у евреев («Летом она была на море, у немецких евреев»). Также дочь подрабатывала у еврейского врача, и Цветаева отмечала, что «евреям льстит, что у них служит моя дочь!»

Вернувшись в СССР, где в Литфонде Союза писателей ей отказали в квартире, ей находит жильё чиновник этого фонда Арий Давидович Ратницкий. Её духовное одиночество скрашивает крупный литературовед Е. Б. Тагер, еврейский писатель Ной Григорьевич Лурье, к которому она была очень привязана.

Цветаева также занималась переводами еврейских поэтов с идиша. Она получила соответствующий заказ от издательства «Художественная литература» после присоединения к СССР Западной Белоруссии и Западной Украины, где было много еврейских поэтов. Переводы частично сохранились в последних тетрадях Цветаевой в виде черновиков, судьба сборника (над которым также работали В. В. Державин и Л. М. Длигач) под названием «Из еврейских поэтов Западной Украины и Западной Белоруссии» точно неизвестна[11].

Арсений Тарковский говорил: «Цветаева была яростной юдофилкой»[12].

Евреи о Цветаевой[править]

Иосиф Бродский сказал: «Цветаева — первый поэт ХХ века».

Поклонником творчества Цветаевой является Марк Солонин.

Некоторые авторы (Виктор Финкель, Д. Бургин, анонимный (?) автор статьи «Цветаева, антисемитизм, ксенофобия» (Еврейский мир, № 688) и другие) обвиняли Цветаеву в антисемитизме, в основном из-за употребления ею слова «жид». Хозяин издательства «Геликон» Вишняк, восхищавшийся поэзией Цветаевой (и какое-то время состоявший с ней в любовной связи), отказался печатать её «Вольный проезд», так как в нём есть неприглядные образы евреев эпохи Гражданской войны.

Ю. М. Герт следующим образом описывает содержание рассказа:

Марина Цветаева рассказывала в нем о том, как в сентябре голодного восемнадцатого года отправилась в Тульскую губернию выменивать муку, пшено и сало на мыло и ситец. Она остановилась в доме, где жили красноармейцы-продотрядовцы, приехавшие из Петрограда, в частности — командир продотряда Иосиф Каплан («еврей со слитком золота на шее») и его жена («наичернющая евреечка, „обожающая“ золотые вещи и шелковые материи»). Идут реквизиции. Народ стонет, продотрядовцы разбойничают, выжимают из него последние соки. Реквизиторы — Каплан, Левит, Рузман[13].

Цветаева в письме Вишняку пишет, что действительно, в её книге «Евреи встают гнусные. Такими и были», но уверяла, что книга — «не черносотенная», но «глубоко-правдивая», однако «Вишняк, прочитав цветаевский опус, отказался его печатать».

Личная жизнь[править]

Возлюбленные Цветаевой (С. Эфрон, С. Парнок, О. Манделыштам, Б. Пастернак, А. Бахрах, А. Вишняк, П. Антокольский и т. д.) — в основном евреи[14].

Хотя это были видные представители интеллигенции (а Антокольского влекла скорее не Цветаева, а другие её мужчины — «Антокольский с Завадским, дружа с Цветаевой, сами были любовниками»), дочь поэтессы, Ариадна Эфрон, сетовала: «Как же мама была неразборчива, какими ничтожествами обольщалась!» (ей, видимо, было обидно за отца, которому изменяла мать).

16 апреля 1925 года Цветаева написала:

У меня с каждым евреем — тайный договор, заключаемый первым взглядом[15].

Некоторые примеры:

Сергей Эфрон

В мае 1911 года в Коктебеле в Крыму познакомилась с Сергеем Эфроном; 29 января 1912 года пара обвенчалась в церкви Рождества Христова в Большом Палашёвском переулке. В сентябре того же года родила дочь Ариадну.

В 1917 году родила дочь Ирину, которая погибла от голода в возрасте 3 лет в приюте в Кунцево.

В 1925 году родила сына Георгия.

София Парнок

В октябре 1914 года познакомилась с поэтессой Софией Парнок; их любовные отношения продолжались до 1916 года. Цветаева посвятила Парнок цикл стихов «Подруга». Любовницы расстались в 1916 году; Марина вернулась к мужу Эфрону. Отношения с Парнок Цветаева охарактеризовала как «первую катастрофу в своей жизни». В 1921 году Цветаева, подводя итог, пишет:

Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая обычное обратное — какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине), заведомо исключая необычное родное — какая скука!
Маврикий Минц

У Марины Цветаевой был сестра, Анастасия, которая была, надо признать, её красивее.

Анастасия впоследствии рассказала, что Марина Цветаева посвятила знаменитые стихи «Мне нравится, что Вы больны не мной…» Маврикию Минцу, мужу Анастасии:

В 1915 году обе сестры уже успели оказаться замужем, но их браки оказались неудачными. По воспоминаниям Анастасии, Маврикий познакомился с ней через общих знакомых, и они провели вместе почти весь день. Они заметили очень много общего, разделили интересы, и Минц, околдованный красотой Анастасии Цветаевой, сделал ей предложение. Но это была не последняя Цветаева, которая произведёт на него сильное впечатление. Следующая приятная встреча была с Мариной. Маврикий Минц был не только поражён талантом 22-летней поэтессы, но и считал её очень привлекательной и оказывал знаки внимания.
Марине скрывать взаимную симпатию к жениху сестры удавалось не легко, и даже ходили слухи между людьми, которые обсуждали вопросы, кто и в кого влюблен в семье Цветаевых. Поэтому стихотворение «Мне нравится…» стало своеобразным поэтическим ответом на слухи и пересуды знакомых.

Анастасия вспоминала, что Марине было легко завоевать сердце любого мужчины, а тем более «маленького, рыжего еврея, со странной фамилией».

Также, она говорила, что «Маврикий Александрович любовался Мариной, она это чувствовала и … краснела»[16].

Летом 1916 года Марина Цветаева приехала в Александров, где жила её сестра Анастасия Цветаева с гражданским мужем Маврикием Минцем и сыном Андреем (у Анастасии и Минца был также сын Алексей).

Комментируя отношения Марины Цветаевой с мужем её сестры, публицисты разводят руками: «Цветаеву тянуло к евреям»[17].

Осип Мандельштам

В 1916 году была близка к Осипу Мандельштаму, имеется 10 стихов её о нём, и 3 его ей с любовными признаниями. Впрочем, в 1925 году Цветаева обрушилась на повесть Мандельштама «Шум времени» из-за его критики антисемитизма в Добровольческой армии в Крыму (Цветаева возмущается: «Из всех песен Армии (а были!) отметить только: Бей жидов»)[18].

Александр Бахрах

Критик Александр Бахрах познакомился с Цветаевой познакомились в 1926 году. Некоторые полагают, что их связывал лишь заочный роман-переписка[19], но из текстов Цветаевой видно, что Бахрах настоял на реальном знакомстве, которое состоялось.

Леонард Розенталь

Около 1925 года в Цветаеву влюбился Леонард Розенталь, который помогал нуждающимся русским писателям[20].

Родственники[править]

Дочь Цветаевой тоже вышла замуж за еврея.

Другая её родственница, актриса Анастасия Геннадьевна Цветаева, вышла замуж за не знающего русского языка израильтянина Надава Ольгана, с которым родила дочь Эстер и сына Акиву. Живёт в Израиле.

См. также[править]

Источники[править]

 
Книги стихов

Вечерний альбом | Волшебный фонарь | Из двух книг | Вёрсты | Вёрсты-2 | Разлука | Стихи к Блоку | Лебединый стан | Психея | Ремесло | После России

Поэмы

Чародей | На красном коне | Поэма Горы | Поэма конца | Крысолов | С моря | Попытка комнаты | Поэма лестницы | Новогоднее | Поэма Воздуха | Красный бычок | Перекоп | Сибирь

Поэмы-сказки

Молодец | Царь-Девица | Переулочки

Драматические
произведения

Червонный валет | Метель | Фортуна | Каменный ангел | Приключение | Феникс | Ариадна | Федра

Эссеистическая
проза

Живое о живом | Пленный дух | Мой Пушкин | Пушкин и Пугачёв | Искусство при свете совести | Поэт и время | Эпос и лирика современной России | Мать и музыка | Сказка матери | История одного посвящения | Дом у старого Пимена | Повесть о Сонечке | Чёрт | Чудо с лошадьми | Хлыстовки | Жених | Китаец

Семья и окружение

Иван Владимирович ЦветаевМария Александровна ЦветаеваВалерия Ивановна ЦветаеваАндрей Иванович ЦветаевАнастасия ЦветаеваСергей ЭфронАриадна ЭфронГеоргий ЭфронКонстантин РодзевичБорис ПастернакОсип МандельштамСофия ПарнокСофья ГоллидэйМарина Цветаева и евреи

Разное

Парижские мальчики в сталинской МосквеХвалынь-Колывань