Мария, дочь Элеазара
Мария, дочь Элеазара — жительница Иудеи во время Первой Иудейской войны[1].
Была родам из Бет-Эзоба, бежала в Иерусалим, спасаясь от римской армии.
мучимая голодом в осаждённом Иерусалиме, съела своего ребёнка:
Женщина из-за Иордана, по имени Мария, дочь Элеазара из деревни Бет-Эзоб (что означает дом иссопа), славившаяся своим происхождением и богатством, бежала оттуда в числе прочих в Иерусалим, где она вместе с другими переносила осаду. Богатство, которое она, бежав из Переи, привезла с собою в Иерусалим, давно уже было разграблено тиранами; сохранившиеся ещё у неё драгоценности, а также съестные припасы, какие только можно было отыскать, расхищали солдаты, вторгавшиеся каждый день в её дом. Крайнее ожесточение овладело женщиной. Часто она старалась раздразнить против себя разбойников ругательствами и проклятиями. Но когда никто ни со злости, ни из жалости не хотел убить её, а она сама устала уже приискивать пищу только для других, тем более теперь, когда и все поиски были напрасны, её начал томить беспощадный голод, проникавший до мозга костей; но ещё сильнее голода возгорелся в ней гнев. Тогда она, отдавшись всецело поедавшему её чувству злобы и голода, решилась на противоестественное, — схватила своего грудного младенца и сказала: «Несчастный малютка! Среди войны, голода и мятежа для кого вскормлю тебя? У римлян, если даже они нам подарят жизнь, нас ожидает рабство, ещё до рабства наступил уже голод, а мятежники страшнее их обоих. Так будь же пищей для меня, мстительным духом для мятежников и мифом, — которого одного недостает еще несчастью иудеев — для живущих!» С этими словами она умертвила своего сына, изжарила его и съела одну половину; другую половину она прикрыла и оставила. Не пришлось долго ожидать, как пред нею стояли уже мятежники, которые, как только почуяли запах гнусного жаркого, сейчас же стали грозить ей смертью, если она не выдаст приготовленного ею. — «Я сберегла для вас ещё приличную порцию», сказала она и открыла остаток ребенка. Дрожь и ужас прошел по их телу, и они стали пред этим зрелищем, как пораженные. Она продолжала: «Это моё родное дитя, и это дело моих рук. Ешьте, ибо и я ела. Не будьте мягче женщины и сердобольнее матери. Что вы совеститесь? Вам страшно за мою жертву? Хорошо же, я сама доем остальное, как съела и первую половину!» В страхе и трепете разбойники удалились. Этого было для них уже чересчур много; этот обед они, хотя и неохотно, предоставили матери.
См. также[править]
Источники[править]
- ↑ Иосиф Флавий «Иудейская война» VI, 3, 4