На террасе близ конопляника...
На дощатой террасе близ конопляника вдова небезызвестного подьячего, веснушчатая Агриппина Саввична, потчевала исподтишка моллюсками, винегретом, можжевеловым вареньем и мороженым крем-брюле коллежского асессора Аполлона Филипповича под аккомпанемент аккордеона и виолончели — фраза-диктант по проверке правописания по русскому языку.
Эта фраза — сборище трудных в правописании слов, в которых часто делаются орфографические ошибки.
Фраза эта имеет очень много вариантов, когда одни сложные слова заменяются другими, не менее сложными в написании, или наоборот — в несколько «облегченном» виде. Вариантов множество[1][2].
Кто же тот орфографический умник, придумавший это издевательство над простым русским неграмотным народом? Молва приписывает это писателю А. П. Чехову[3] или И. С. Тургеневу[4]. И тысячи школьников разных классов и студентов гуманитарных вузов России перечитывают классику русской литературы в поисках оригинала и правильного орфографического написания сложного текста. Положительный результат от этого есть: перечитаны произведения А. П. Чехова и И. С. Тургенева — что уже хорошо! Но означенной фразы про «небезызвестную вдову…» (черт бы побрал ее с таким именем!), меломанку, почему-то «исподтишка» угощавшую (нет — потчевавшую) черт-те чем своего гостя, в произведениях ни Чехова, ни Тургенева (ни других великих русских прозаиков) нет. Ибо фраза эта — придумана специально для борьбы с учащимися и проверки грамотности[3]. Потому и существует множество разных вариантов.
Так кто и когда придумал это ставшее классическим — во множестве вариантов — предложение по русскому языку? Кто и когда стали первыми жертвами «подчеваний» доброй русской женщины Агриппины Саввичны? Вопрос дискутируется многими любопытствующими, но ответ — увы — не найден. И всё новые жертвы продолжают страдать и падать от экспериментов, происходящих на террасе близ то конопняника, то можжевельника или малинника…
Кстати, это не единственная существующая орфографически «страшная» фраза. Есть и другие, ничем не уступающие драматические истории (иногда состоящие из нескольких фраз), например, про веснушчатого Ванечку или Венечку: Веснушчатый ветреный Ванечка, шофёр-дилетант, любитель потанцевать и покуролесить, боясь аппендицита, стал вегетарианцем, и вот однажды, нежданно и негаданно, он надел костюм, причесал клочок волос на темечке и отправился к своей свояченице Аполлинарии Никитичне. Пройдя гостиную, коридор, дощатую террасу с балюстрадой, уставленную глиняными горшочками, как привилегированный гость вошел в кухню; хозяйка, увидев, что это не кто иной, как приятель, зааплодировала так громко, что конфорка упала с самовара. Затем она стала исподтишка потчевать ветчиной с винегретом, крупитчатыми пышками и на десерт — конфетами и другими яствами под аккомпанемент виолончели[1]
или вот это: Веснушчатый ветреный Венечка, шофер-дилетант по профессии, любитель потанцевать и покуролесить, боясь аппендицита и катара, решил сделаться вегетарианцем. Однажды, надев свой коломянковый костюм и искусно причесав клочок волос на темечке, он отправился в гости к своей свояченице Апполинарии Никитичне. Пройдя террасу с балюстрадой, всю заставленную глиняными и алюминиевыми горшочками, он как привилегированный гость, отправился прямо на кухоньку. Хозяйка, видя, что это не кто иной, как ее приятель, зааплодировала так, что уронила конфорку самовара, а затем стала потчевать его винегретом с копчушками, а на десерт подала монпансье и прочие яства[3].
А есть и обращение к орнитологии, кстати, по трудности написания мало отличающееся от душевной истории про веснушчатого Ванечку-Венечку: Вблизи асимметричных зарослей конопляника и жимолости с камушка на камушек порхал легкомысленный воробышек, а на прилежно оштукатуренной колоссальной дощатой террасе, искусно задрапированной гобеленами с дефензивой кронштадтского инфантерийского батальона, нагонявшего некогда панику на боливийскую беспилотную кавалерию, под искусственным антикварным абажуром, закамуфлированным под эксцентричный марокканский минарет, веснушчатая безъязыкая падчерица вдовствующего протоиерея Агриппина Саввична, рассеянно внимая тирадам нимало не удивлённого провинциального пропагандиста, вдругорядь потчевала под какофонический аккомпанемент аккордеона с виолончелью и беспричинный плач росомахи винегретом со снетками, калифорнийскими моллюсками, фаршированным анчоусами бланманже в шоколаде, можжевеловым вареньем и прочими искусно приготовленными яствами свояченика — коллежского асессора, околоточного надзирателя и индифферентного ловеласа, небезызвестного Фаддея Аполлинарьевича Парашютова, сидевшего на оттоманке, расстегнув иссиня-черный сюртук, растопырив пальцы левой руки и засунув безымянный палец правой подмышку.[1] Или такой вариант: С камушка на камушек порхал легкомысленный воробышек, а на прилежно оштукатуренной террасе, искусно задрапированной гобеленами с дефензивой кронштадтского инфантерийского батальона, нагонявшего некогда панику на боливийскую беспилотную кавалерию, под искусственным антикварным абажуром, закамуфлированным под эксцентричный марокканский минарет, веснушчатая свояченица вдовствующего протоиерея Агриппина Саввична, рассеянно внимая тирадам нимало не удивлённого провинциального пропагандиста, вдругорядь потчевала коллежского асессора, околоточного надзирателя и индифферентного ловеласа Фаддея Аполлинарьевича Парашютова винегретом со снетками и фаршированным анчоусами бланманже в шоколаде.[2]
