Аггада

В «Еврейской сцене» Карл Шлейхер изображает раввина, который предлагает свою интерпретацию агады

Аггада (Агада, Хагада, Хаггада, англ. Aggadah, ивр. אגדה‎, הגדה‎ — «рассказ», «повествование») — обширная часть Устного Закона, имеющая своим предметом дальнейшее развитие содержащихся в Библии религиозно-этических воззрений, в отличие от другой, законодательной части Талмуда, именуемой галахой‎.

Включает в себя притчи, поучения, легенды, сентенции, сказки, проповеди, басни, параболы, аллегорические и гиперболические рассказы, поэтические гимны еврейскому народу и Эрец-Исраэль, философско-теологические рассуждения и пр.

Общие сведения

Ивритское слово хаггада (הַגָּדָה) происходит от ивритского корня נגד, означающего «объявлять, сообщать, разъяснять», а также от распространённого ивритского глагола להגיד.

Большинство учёных сходятся во мнении, что древнееврейское слово агада (אַגָּדָה) и соответствующее арамейское агадта (אֲגַדְתָּא) являются вариантами хаггады, основанными на общем лингвистическом сдвиге от хапхала к апхала формам. Однако некоторые учёные считают, что эти слова происходят от отдельного арамейского корня נגד со значением «тянуть, тащить, растягивать» (соответствует еврейскому корню משך или נטה).

Начала Агады относятся к гораздо более древнему периоду, чем первые опыты галахических дискуссий. Иотам, сын Гидеона, обращающийся к жителям Шхема с параболой о деревьях, ищущих царя, и пророк Натан, изобличающий царя Давида рассказом о ягненке, похищенном у бедняка, являются ранними предвозвестниками Αгады; пророк Исаия, излагающий известную параболу о винограднике своего друга, еще ближе стоит к будущим агадистам.

Агада формировалась во времена Второго храма и до конца талмудической эпохи в основном в Иудее.

В Мишне агадический материал содержится в сравнительно небольших количествах и обычно находится в конце трактатов или в конце изложения взглядов какого-либо религиозного авторитета. В Гемаре Иерусалимского Талмуда агадический материал занимает около трети текста, а в Гемаре Вавилонского Талмуда — около четверти текста. В гемарах агадический материал также преимущественно находится на стыках разделов галахического характера.

Наиболее крупным агадистом из первых поколений таннаитов следует бесспорно считать р. Иоханана бен-Заккаи. Крупным знатоком Агады был р. Иоханан бар Наппаха.

Ряд частей Агады являются древнейшими источниками еврейского мистицизма, особенно агадические материалы, связанные с развитием еврейской эсхатологии.

Немалая часть Агады носит характер полемики с саддукеями, гностиками и христианами. Но имеются признаки близкого знакомства агадистов с учением гностиков.

Тек­сты Агады обыч­но вкра­п­ле­ны в га­ла­хи­че­ские, час­то вы­сту­пая как ар­гу­мент в раз­ре­ше­нии нравственные или об­ря­до­вой про­бле­мы, но в от­ли­чие от га­ла­хи Агада не но­сит нор­ма­тив­но­го ха­рак­те­ра.

Язык Агады — ив­рит, а также западно-ара­мей­ский и восточно-ара­мей­ский диа­лек­ты ара­мей­ско­го языка.

Отмечается диалогическое творчество агадистов. Беседуют и полемизируют у агадистов все и со всеми; беседуют даже с неодушевленными предметами (р. Пинхас бен-Иаир с рекой Гинаей, Элиезер бен-Дурдия с землей, небом, горами и пр.).

С особенным усердием культивировали агадисты басню — «машал» (משל‎), по-арамейски מתלא‎. В этом роде агадического творчества различаются два вида: эзоповская басня, известная у талмудистов под названием «басни о лисе» (משלי שזעלים‎), — и краткие рассказы об остроумных и ловких проделках разных шутников, обозначенные в Талмуде общим именем משלות בובםים‎ — басни мыльщиков, то есть краснобаев, балагуров.

Излюбленная форма у агадистов — парабола (машал), которая в Талмуде и Мидрашах встречается на каждом шагу; ей пользовались, когда хотели какую-нибудь отвлеченную мысль пояснить примером из практической жизни. Обычным вступлением к параболе служит выражение: משל למלך‎ — «возьмем для сравнения царя, который…» и пр., причём царское звание не всегда оказывается необходимым для изображенного в параболе действия; царь взят в этих сравнениях только как лицо, могущее совершать всякие действия, даже такие, которые обыкновенным смертным оказываются не под силу. Впрочем, в иных случаях агадисты в своих сравнениях намекали и на действительные происшествия при дворах князей тех времен. Не менее часто агадисты прибегали к гиперболическим изображениям (גוזמא‎), где фантазии не ставилось никаких пределов.

Иногда в Агаде выделяют особый жанр — мусар (наставление), этические поучения.

Важное место здесь занимает талмудический трактат «Пиркей Авот» (Поучения отцов), содержащий основные этические представления еврейских законоучителей.

В воззрениях на Бога, на окружающую природу, на значение человека — агадисты держались, конечно, в общем чисто иудаистических взглядов, хотя и не совсем свободных от чужих влияний, особенно древнеперсидских и греческих. Бог создал мир из ничего; но допускается, что три элемента, вода, воздух и огонь, существовали до мироздания.

Галаха чрезвычайно разрослась и расширилась и всё больше уходила в мелочные подробности и частности. А для всех этих частностей искали — по способу, введенному школой Акибы бен-Иосифа, — оправданий в Священном Писании, не стесняясь для этого прямым смыслом текста. Так стали поступать и агадисты: для всех своих сентенций, изречений, рассказов и легенд они отыскивали подходящий стих, причём в уклонениях от прямого смысла шли даже гораздо дальше, чем галахисты.

Шмуэль ха-Нагид в своем "Введении в Талмуд" утверждает, что "Агада включает в себя любой комментарий, встречающийся в Талмуде по любой теме, который не является заповедью (т.е. который не является галахическим), и из него следует извлекать только то, что разумно".

Маймонид выделял три подхода к толкованию Агады.

Яаков ибн Хавив (1445-1515) собрал антологию под названием «Эйн Йааков» (Колодезь Иакова).

Толкованием агады занимались многие раввины, например Махараль из Праги.

Моше Хаим Луццатто (1707–1746) рассуждает об двухуровневом, буквальном и аллегорическом способе передачи Агады в своём «Рассуждении об Агаде», объясняет, что Устный Закон на самом деле состоит из двух компонентов: юридического (חלק המצוות‎), обсуждение мицвот и галахи; и «секретная» составляющая (חלק הסודות‎), в котором обсуждаются более глубокие учения. Агада, наряду с Каббалой, относится к последним.

Исследование Агады

Большой вклад в изучение Агады внесли Вильгельм Бахер и Леви Гинцберг.

Как исторический источник использовать Агаду сложно, так как она очень недалеко отступает от сказки.

Но за неимением прочего, используют и Агаду, например для изучения Шимона Бар-Кохбы и его войны против римлян.

Агада даёт некоторое представление о познаниях евреев Иудеи по разным областям знания — географии, зоологии, ботанике, анатомии, физиологии, патологии и терапии, астрономии, астрологии, математике, психологии индивидуальной и психологии народов и языков. Во всех этих областях у агадистов встречаются некоторое положительное знание и значительная наблюдательность. Они, верно определяют, например, признаки бешенства у собаки, прекрасно характеризуют свойства лошади, имеют ясное представление о наследственности одних болезней и заразительности других, хорошо понимают значение чистоты тела и платья для здоровья человека.