Битва при Тицине
Битва при Тицине
- Конфликт
- Вторая Пуническая война
- Место
- река Тицин, Италия
- Итог
- Победа Карфагена
7 200 пехотинцев
Битва при Тицине — сражение в ходе Второй Пунической войны.
Предыстория[править]
В 218 г. до н. э. карфагенская армия во главе с Ганнибалом Баркой, после трудного перехода через Альпы, оказалась в Италии. Первым народом, в пределы которого Ганнибал вступил, спустившись в Италию, было племя тавринов[1] — лигурийское племя, жившее в верхнем течении[2].
Римский консул Публий Корнелий Сципион Старший был послан к реке Родан (Рона), чтобы остановить Ганнибала, но упустил его, был вынужден вернуться в Геную, а затем придя на корабляхв Пизу и затем приняв от Манлия и Атилия войско, поспешил к реке По, чтобы атаковать измотанное трудностями перехода войско карфагенян[3]. Но пока Сципион дошёл до Плацентии, Ганнибал уже успел покинуть лагерь и взять штурмом столицу тавринов. Прибытие Сципиона, однако, не позволило галлам перейти на сторону Карфагена[4].
Ганнибал двинулся далее из области тавринов, призывая галлов перейти на его сторону[5]. Сципион перешёл реку По и расположился лагерем на берегу реки Тицина (Тичино)[6]. Он выступил перед армией с речью[7].
Ганнибал решил устроить своему войску целый «спектакль» для поднятия боевого духа. Он вывел на арену связанных пленников из «горцев», приказал бросить им под ноги галльское оружие и спросил их через толмача, кто из них согласится, если его освободят от оков, сразиться с оружием в руках, с тем чтобы в случае победы получить доспехи и коня. В ответ на это предложение все до единого потребовали, чтобы им дали оружие и назначили противника; когда был брошен жребий, каждый молился, чтобы судьба избрала его в бойцы. Те, кому выпадал жребий, радовались и хватали оружие; когда же происходил бой, воодушевление было так велико — не только среди их товарищей по неволе, но и повсеместно среди зрителей, — что участь храбро умершего борца прославлялась едва ли не более, чем победа его противника[8].
Ганнибал прекратил зрелище и, созвав воинов на сходку, произнёс следующую речь:
- Если вы, воины, пожелаете отнестись к оценке вашей собственной участи с таким же воодушевлением, с каким вы только что отнеслись к чужой судьбе, представленной вам для примера, то победа наша. Знайте: неспроста было дано вам это зрелище; оно было картиной вашего положения. Я думаю даже, что судьба связала вас более крепкими оковами и влечет вас с более непреодолимой силой, чем ваших пленников. С востока и запада вы заключены между двух морей, не имея для бегства ни одного корабля. Впереди извивается река По, более широкая и более стремительная, чем даже Рона; а сзади угрожают вам Альпы, пройденные вами с трудом, когда вы ещё не растратили своих сил. Здесь, воины, ждет вас победа или смерть, здесь, где вы впервые встретились с врагом. Но, ставя вас перед необходимостью сражаться, судьба в то же время предлагает вам в случае победы самые высокие награды, какие только могут представить себе люди, обращаясь с молитвами к бессмертным богам. Если бы мы готовились лишь Сицилию да Сардинию, отнятые у отцов наших, завоевать вновь своею доблестью, то и это было бы щедрым вознаграждением. Но все, что римляне добыли и собрали ценою стольких побед, все это должно перейти к вам вместе с самими владельцами. Имея перед собой такую щедрую добычу, смело беритесь за оружие, и боги да благословят вас. Слишком долго уже гоняли вы овец на пустынных горах Лузитании и Кельтиберии, не получая никакого вознаграждения за столько трудов и опасностей; пора вам перейти на службу привольную и раздольную, пора потребовать богатой награды за свои труды; недаром же вы совершили такой длинный путь, через столько гор и рек, среди стольких вооруженных народов. Здесь назначенный вам судьбою предел ваших трудов; здесь она, по истечении срока вашей службы, готовит вам награду по заслугам.
- Не думайте, чтобы победа была столь же трудной, сколь громко имя начатой войны: часто покорение презренного врага стоит потоков крови, а знаменитые народы и цари одолеваются чрезвычайно легко. В данном же случае возможно ли даже сравнивать врагов с вами, если оставить в стороне пустой блеск римского имени? Не буду я говорить о вашей двадцатилетней службе, ознаменованной столькими подвигами, увенчанной столькими победами. Но вы пришли сюда от Геркулесовых Столпов, от Океана, от последних пределов земли, через страны стольких диких народов Испании и Галлии: а сразиться вам предстоит с новонабранным войском, в течение нынешнего же лета разбитым, побежденным и осажденным галлами, с войском, которое до сих пор еще неизвестно своему предводителю и не знает его. Вот каковы войска; что же касается полководцев, то мне ли, только что не рожденному и, во всяком случае, воспитанному в палатке отца моего, знаменитого полководца, мне ли, покорителю Испании и Галлии, мне ли, победителю не только альпийских народов, но (что гораздо важнее) самих Альп, сравнивать себя с этим шестимесячным начальником, бежавшим от собственного войска? Да ведь если сегодня же поставить перед ним римское и пунийское войска, но без их знамен, то я ручаюсь вам, он не сумеет сказать, которому войску он назначен в консулы. Немало цены, воины, придаю я тому обстоятельству, что нет среди нас никого, перед глазами которого я не совершил бы множества воинских подвигов, нет никого, которому бы я не мог перечесть с указанием времени и места его доблестных дел, который не имел бы во мне зрителя и свидетеля своей удали. И вот я, некогда ваш питомец, ныне же ваш предводитель, с вами, моими товарищами, тысячу раз похваленными и награжденными мною, намереваюсь выступить против людей, не знающих друг друга, друг другу незнакомых.
- Куда я ни обращаю свои взоры, все кругом меня дышит отвагой и силой. Здесь вижу я закаленных в войне пехотинцев, там — всадников благороднейших племен, одних — на взнузданных, других — на невзнузданных конях; здесь — наших верных и храбрых союзников, там — карфагенских граждан, влекомых в бой как любовью к отечеству, так и справедливым чувством гнева. Мы начинаем войну, мы грозною ратью надвигаемся на Италию; мы потому уже должны обнаружить в сражении более смелости и стойкости, чем враг, что надежда и бодрость всегда в большей мере сопутствуют нападающему, чем отражающему нападение. К тому же нас воспламеняет и подстрекает гнев за нанесенное нам возмутительное оскорбление: они ведь потребовали, чтобы им выдали для казни первым делом меня, предводителя, а затем и вас, осадивших Сагунт, и собирались, если бы нас им выдали, предать нас самым жестоким мучениям! Этот кровожадный и высокомерный народ воображает, что все принадлежит ему, все должно слушаться его воли. Он считает своим правом предписывать нам, с кем нам вести войну, с кем жить в мире. Он назначает нам границы, запирает нас между гор и рек, не дозволяя переходить их, и сам первый переступает им же положенные границы. «Не переходи Ибера!» — «Не буду». — «Не трогай Сагунта!» — «Да разве Сагунт на Ибере?» — «Нужды нет; не смей двигаться с места!» — «Стало быть, тебе мало того, что ты отнял у меня мои исконные провинции, Сицилию и Сардинию? Ты отнимаешь и Испанию, а если я уступлю её тебе, грозишь перейти в Африку? Да что я говорю, «грозишь перейти»! Уже перешёл!» Из двух консулов нынешнего года один отправлен в Африку, другой в Испанию. Нигде не оставлено нам ни клочка земли, кроме той, которую мы отвоюем с оружием в руках.
- У кого есть пристанище, кто в случае бегства может по безопасным и мирным дорогам добраться до родных полей, тому позволяется быть робким и малодушным. Вы же должны быть храбры; в вашем отчаянном положении всякий иной исход, кроме победы или смерти, для вас отрезан. Поэтому старайтесь победить; если даже счастье станет колебаться, то предпочтите смерть воинов смерти беглецов. Если вы твердо запечатлели в своих сердцах эти мои слова, если вы исполнены решимости следовать им, то повторяю — победа ваша: бессмертные боги не дали человеку более сильного и победоносного оружия, чем презрение к смерти.[9]
Римляне построили мост через Тицин и для защиты моста заложили укрепление. Ганнибал же, пока римляне были заняты работой, посылал Магарбала с отрядом нумидийцев в 500 всадников опустошать поля союзных с римским народом племён, при этом не трогать галлов и вести переговоры с их знатью, чтобы склонить их к отпадению от Рима. Когда мост был готов, римское войско перешло в область инсубров и расположилось лагерем в пяти милях от Виктумул (находились несколько западнее впадения Тицина в По), где стояло войско Ганнибала[10].
Ввиду приближения римлян, Ганнибал быстро отозвал Магарбала[11] и заявил войску:
- Я дам вам землю в Италии, в Африке, в Испании, где кто захочет, и освобожу от повинностей и вас самих, и ваших детей; если же кто вместо земли предпочтет деньги, я выдам ему вознаграждение деньгами. Если кто из союзников пожелает сделаться гражданином Карфагена, я доставлю ему гражданские права; если же кто предпочтет вернуться домой, я позабочусь, чтобы он ни с кем из своих соотечественников не пожелал поменяться судьбою.[12]
Даже рабам Ганнибал пообещал дать свободу[13]. При этом приносит клятву[14].
Битва[править]
Сципион с конницей и лёгким отрядом метателей отправился вперёд, чтобы разведать лагерь неприятеля, узнать их силу и численность. Вдруг с ним встречается Ганнибал, который тоже, взяв с собой конницу, выступил вперёд, чтобы исследовать окрестную местность.
В первое время они друг друга не видели, но затем пыль, поднимавшаяся всё гуще под ногами стольких людей и лошадей, дала знать о приближении врагов.
Тогда оба войска остановились и стали готовиться к бою[15].
Сципион поставил впереди метателей и галльских всадников, а римлян и лучшие силы союзников расположил в тылу; Ганнибал взял в центр тяжёлую конницу, а по флангам поставил нумидийцев[16].
Тит Ливий пишет:
Когда поднялся воинский крик, метатели бросились бежать ко второй линии и остановились в промежутках между тыловыми отрядами. Начавшееся тогда конное сражение некоторое время велось с обеих сторон без решительного успеха; но в дальнейшем присутствие в строю пеших начало тревожить коней, и они сбросили многих всадников, другие же спешились сами, видя, что их товарищи, попав в опасное положение, теснимы неприятелем[17].
Таким образом, когда сражение в значительной части шло уже в пешем строю, внезапно нумидийцы, стоявшие по краям строя, сделали небольшой обход и показались в тылу римской конницы. Появление их испугало римлян, панику усилол испуг из-за ранение Сципиона и опасность, ему угрожающая. Однако, консула спас его сын, Публий Корнелий Сципион Африканский Старший[18], которому было тогда около 17 лет[19] (по более правдоподобной версии Целия Антипатра, консула спас не его сын, а некий лигуриец[20]).
В беспорядочное бегство обратились в основном метатели, которых первыми атаковали нумидийцы; всадники же сплотились вокруг раненого консула и, защищая его не только оружием, но и своими телами, отступили вместе с ним в лагерь[21].
Итоги[править]
Таким образом, карфагеняне победили в этой первой битве на территории Италии в Ганнибаловой войне.
Раненный консул Сципион, убедившись, что римская конница уступает карфагенской (нумидийской), в следующую ночь оставив Тицин, поспешил к реке По.Затем римляне разрушили мост, так что Ганнибалу пришлось строить новый мост. Потом, римляне отошли к Плацентии. Ганнибал захватил до 600 отставших римских воинов, слишком медленно разрушавших мост на левом берегу По[22].
Магон Барка переправился через По, а затем, реку форсировало всё карфагенское войско, и подошло к Плацентии[23].
Результатом этой битвы стало то, что к Ганнибалу обратились «все окрестные кельты», которые «спешили предложить карфагенянам свою дружбу, снабдить их припасами и принять участие в походе»[24].
Источники[править]
- ↑ Ливий XXI 38, 5
- ↑ Страбон IV 204
- ↑ Ливий XXI 39, 3
- ↑ Ливий XXI 39, 4−5
- ↑ Ливий XXI 39, 6
- ↑ Ливий XXI 39, 10
- ↑ Ливий XXI 40−41
- ↑ Ливий XXI 42
- ↑ Ливий XXI 43−44
- ↑ Ливий XXI 45, 1−3
- ↑ Ливий XXI 45, 4
- ↑ Ливий XXI 45, 5−6
- ↑ Ливий XXI 45, 7
- ↑ Ливий XXI 45, 8−9
- ↑ Ливий XXI 46, 3−4
- ↑ Ливий XXI 46, 5
- ↑ Ливий XXI 46, 6
- ↑ Ливий XXI 46, 7−8
- ↑ Полибий X 3, 4
- ↑ Ливий XXI 46, 10
- ↑ Ливий XXI 46, 9
- ↑ Ливий XXI 47, 1−3
- ↑ Ливий XXI 47, 4−8
- ↑ Полибий III 66, 6−7