Аббаии

Аббаии (Нахмани бен Кайлила) — выдающийся аморай четвертого поколения амораев (280—338).

Как сирота (Кидуш., 31б), он был принят на воспитание своим дядей, Pаббой бар-Нахмани, главою Академии в Пумбадите, который, назвав его в память своего отца — Нахмани, прибавил еще ласкательное прозвище «Аббаи» (отец мой). Это прозвище впоследствии вытеснило его настоящее имя, так что в Талмуде он почти всегда цитируется под именем Аббаии, и лишь когда желали выразить особое к нему уважение, называли его настоящим именем.

Аббаии был мягкого нрава, уступчив и миролюбив. Аббаии обнаруживал иногда склонность к суеверию. Это свойство развила в нем, как видно, его кормилица в доме Раббы, которая относилась к нему с материнскою любовью и которую А. сам впоследствии почтительно называл своей «матерью». От ее имени Аббаии сообщает разные предания, народные поговорки, чудодейственные лечебные средства, представляющие смесь здравого смысла с суеверием. Учителями Аббаии были Рабба б.-Нахмани и Иосиф б.-Хама, бывшие последовательно главами Академии в Пумбадите.

Уже с самого раннего детства Аббаии стал проявлять недюжинные способности; он вместе со своим школьным товарищем и будущим противником Раввой приводил в восторг своего учителя остроумными ответами и вызвал его замечание: «Уже по цветку можно узнать, каков будет огурец» (Бера, 48). Унаследовав от Раббы б.-Нахмани искусство тонкого критического разбора галах, а от р. Иосифа б.-Хама богатый запас галахических преданий, Аббаии после смерти р. Иосифа блестяще выдержал состязание с тремя другими выдающимися кандидатами и, победив их неотразимой силой диалектики, был провозглашен главой Академии в Пумбадите (Гориот, 14а). А. довел талмудический, диалектический метод до высшей степени развития. Его тонкие, подчас замысловатые, но всегда остроумные аргументы в спорах с даровитым коллегой Раввой являются солью вавилонского Талмуда и придают ему особенный колорит, отличающий его от Талмуда иерусалимского. Эти дискуссии, которыми полны почти все страницы вавилонского Талмуда, получили крылатое название «Hawajoth d’Abbay we-Rawa» для обозначения остроумных дебатов вообще. Стремление к аналитическому разбору галах путем диалектического метода перешло потом и к последующим поколениям раввинов, после заключения Талмуда, и составляет характерную черту почти всех комментаторов Талмуда вплоть до наших дней. — По мягкому, миролюбивому характеру Аббаии представлял резкую противоположность своему суровому, пылкому, властолюбивому коллеге, Равве. Его любимым, часто повторяемым изречением было: «Человек должен быть рассудителен в богобоязненности, мягким обращением предупреждать ссору, жить в согласии со своими братьями, родными и со всеми людьми, даже с идолопоклонниками, дабы быть любиму Богом и людьми и приятну всем тварям» (Бер., 17). Будучи небогатым человеком, Аббаии все свои скудные средства тратил на содержание своих учеников; случалось, что ему самому нередко приходилось голодать; это довело его до очень серьезной болезни (Шабб., 33а). Число содержимых им учеников доходило до 200 человек. Но это число казалось ему ничтожным в сравнении с числом учеников его предшественников, и он по этому поводу называл самого себя «сиротою из сирот» (Кет., 106а).

Высшим благом в жизни Аббаии считал занятие наукой (Иома, 86а). Успехи его учеников доставляли ему величайшее наслаждение. «Когда какой-нибудь слушатель его кончал изучение трактата, Аббаии устраивал пиршество для учеников» (Шабб., 118б). Аббаии пользовался большим уважением и доверием также среди неевреев: когда у него однажды пропал осел и он не мог доказать нашедшим его язычникам своих прав на него, те ему отдали осла с замечанием: «Не будь ты Нахмани, мы бы тебе его не вернули» (Гитт., 45а). Аббаии редко выступал в качестве агадиста; он даже не любил посещать агадические чтения своих коллег. Тем не менее он весьма толерантно относился к тому, что в то время считалось светской литературой. Когда его строгий учитель р. Иосиф хотел изъять из употребления апокрифическое сочинение Бен-Сираха, Аббаии целым рядом цитат из этого сочинения доказал полное идейное сходство между изречениями Бен-Сираха и изречениями Св. Писания и таким образом спас эту драгоценную книгу от уничтожения (Санг., 100а).

Аббаии принадлежит к числу самых продуктивных амораев как в области ритуальных постановлений, так и в сфере гражданского права. По всем трактатам Талмуда рассеяны его новеллы; почти при каждом разборе более или менее важной галахи мы наталкиваемся на его рассуждения; поясняя, опровергая и исправляя, Аббаии налагает на все печать тонкой диалектики и всепроникающего анализа. В отношении способа галахической интерпретации Аббаии диаметрально расходится со своим оппонентом Раввой. В то время как строгий, несколько деспотический Равва твердо отстаивает букву закона, требуя слепого повиновения и точного исполнения его, Аббаии проводит везде и во всем рационалистическое направление, предпочитая сознательное отношение к предписаниям закона механическому исполнению их. Для Раввы решающим моментом при исполнении обрядов является фактическое соблюдение их, для Аббаии самое главное — участие сознания, субъективное чувство человека; для Раввы важен постулат закона, не терпящий отступлений, для Аббаии — смысл закона. По мнению Раввы, достоинство человека измеряется степенью его подчинения предписаниям закона, по Аббаии же — содержанием его нравственного чувства, соответствующего или не соответствующего этим предписаниям. Это различие проглядывает во всех положениях этих двух учителей, как ритуальных, так и юридических. Так, по мнению Раввы, уличенный во лжесвидетельстве лишается доверия с того момента, как он уличен, т. е. с момента обнаружения его преступности; по мнению же Аббаии, не внешнее обнаружение преступности, а самый факт лжесвидетельства клеймит данного человека как недостойного доверия. Поэтому все показания его с момента лжесвидетельства до обнаружения этого факта уже должны считаться ложными (Санг., 27а). — Нашедший какую-либо вещь, не имеющую примет, по Равве, становится владельцем ее с момента нахождения ее; по мнению же Аббаии — лишь после того, как прежний хозяин узнает о своей потере и мысленно откажется от вещи как от безнадежно пропавшей (Баба Меция, 21). По мнению Раввы, посылающий своей жене развод через посыльного может раздумать до момента вручения акта развода, так как акт развода состоит в фактическом вручении его; по мнению же Аббаии — заявление посыльного, сделанное разводимой женщине, что у него имеется для нее акт развода, уже завершает дело, а вручение может произойти и после (Гитт., 34а).

Из области ритуальной достаточно указать на приводимый в Талмуде спор между Аббаии и Раввой о роли «назначения» — (הזמנה‎) вообще. По Аббаии, «назначение», данное какому-нибудь предмету, вполне определяет его сущность, по Равве же, «назначение» мысленное и даже словесное недостаточно для определения характера предмета: для этого требуется осуществление назначения. Напр. по закону нельзя пользоваться предметами, составляющими принадлежность святыни или покойника: повязкой свитка Торы, саваном, гробом и т. д. По Аббаии, кусок ткани, назначенный для того, чтобы изготовить из него повязку для свитка Торы или саван, уже тем самым становится неприкосновенным. Равва же думает, что ткань становится неприкосновенной только после того, как она фактически уже была употреблена как принадлежность святыни или мертвеца.

Элемент сознательности проведен Аббаии со строгой последовательностью во всех установленных им положениях и образует основную характеристику его мировоззрения.

Несмотря на высокие нравственные качества и обширную эрудицию Аббаии, соперник его Равва пользовался у современников гораздо большим авторитетом. Лишь в шести случаях, известных под аббревиатурою יע״ל קג״ם‎, мнение Аббаии получило перевес, во всех остальных случаях приняты к руководству решения Раввы.

Аббаии стоял во главе Академии в Пумбадите до самой своей смерти. Узнав, что р. Ионахан утвердительно решил спорный вопрос о том, можно ли жениться на женщине, у которой умерли уже два мужа, Аббаии женился на известной тогда красавице Хуме, внучке р. Иегуды, похоронившей двух мужей; вскоре после этого он умер, на 58-м году жизни.